– Покажи мне, где кончается лестница, – сказал Шеф, в голове у которого уже созрел план. – Это не может быть далеко от того места, где кирками пробили дыру.
* * *
Бруно, милостью Божьей император Римской империи, а по своему собственному разумению – заместитель Бога на земле, стоял в главных воротах крепости Пигпуньент и наблюдал за ведущимися во дворе работами. Куда бы ни упал его взгляд, там люди начинали стараться изо всех сил. Это не доставляло ему особого удовольствия. Так и должно быть. Хотя лицо императора оставалось бесстрастным, его переполняло такое неистовство, что он с трудом владел собой. Дважды во время своей бешеной скачки от места падения летающей машины обратно в крепость он с такой силой непроизвольно сжимал поводья, что жеребец вставал на дыбы, едва не скидывая седока. Зато он вернулся вовремя. В этом он был уверен. Как и в другом – все представление с огнями в небе было именно тем, о чем догадался его тщедушный дьякон: отвлекающим маневром. Несомненное свидетельство, что искомая реликвия находится где-то поблизости. Если бы он только мог взять ее! Сжимая в руке снабженное новым древком Копье, с которым никогда не расставался, Бруно позволил себе то, что делал лишь в моменты сильнейших переживаний: прижался щекой к наконечнику, пролившему кровь Сына Господня, чтобы ощутить исходящие от металла силу и уверенность, по праву предназначенные для императора.
Во дворе царила суматоха, как на последней несжатой полоске поля, где загнанные в ловушку крысы мечутся, пытаясь избежать приближающихся к ним серпов и дубинок. Но так могло показаться только постороннему глазу. Император же видел порядок в кажущемся беспорядке. Люди, которые днем и ночью работали над разорением этого гнезда еретиков, снова были пригнаны на работу со своими кирками и тачками, крепили блоки и канаты огромного подъемного механизма, с помощью которого вывороченные камни скидывали в пропасть. В углу двора их начальник, позволивший людям бросить работу, когда появились огни в небе, вопил, лежа на козлах из скрещенных копий, а два сержанта Ордена методично отсчитывали назначенные императором две сотни ударов плетью. Его бывший заместитель, ныне повышенный в должности, побледнев от страха, стоял в центре двора и выкрикивал распоряжения.
Проблему создавал лазарет. Исполненный заботы о благополучии тех, кто служил ему преданно, Бруно распорядился отвести на центральном дворе место для коек полевого лазарета, в который непрерывно поступал тоненький поток раненных в стычках с местными жителями и более интенсивный поток тех, у кого нога попала под камень или рука запуталась в переплетении канатов. Только в самой крепости в изобилии имелась чистая вода – в колодце, уходящем глубоко в скалу. Именно в питьевой воде пострадавшие нуждались больше всего. Теперь, однако, из-за пожара и паники ручеек раненых превратился в целый водопад. Люди, обгоревшие в пожаре, с переломами из-за падений, идиоты, которые поранились собственным оружием. Надо отменить приказ, по которому всех пострадавших отправляют в крепость, решил Бруно. Пусть подождут на прилегающей равнине до утра. Они уже начали мешать рабочим. Вон в том углу группа людей с носилками идет совершенно не в ту сторону. Бруно открыл было рот, чтобы окликнуть их, потом передумал, угрюмо велел Тассо заняться этими придурками, а сам повернулся к подоспевшему Агилульфу и прорычал ему распоряжение – всех пострадавших, кто еще не нашел себе койку, убрать и больше никого не пускать.
Вернувшись к наблюдению за двором, Бруно увидел группу людей, проталкивающихся через ворота. Люди в ней отличались выражением, написанным на их лицах. Это был не страх, а ликование и торжество. Едва они вошли, как в воротах показался верный Эркенберт, он шел пешком, оставив мула у подошвы горы.
– Что вы там нашли? – спросил Бруно.
– Крысу, – ответил их вожак, один из братьев Ордена. Глаза его поблескивали в красном зареве. Вольфрам, узнал Бруно, добрый воин из святого Эхтернаха. – Она выбежала из крепости и попала прямо в руки Дитриху.
– Из крепости? Но ваш пост с западной стороны, там нет ворот.
– Нет ворот, о которых мы знаем, herra. Но этот мальчишка, как мышонок, выбежал к западному ущелью. Он не спускался по стене, мы бы его заметили. Он мчался сломя голову, только пятки сверкали.
– Я подцепил его древком копья, – добавил грузный Дитрих. – Он сломал ногу и пытался завизжать, но я зажал ему рот. Он не смог предупредить тех, кто все еще внутри.
– И взгляни-ка сюда, herra, – продолжал сержант Вольфрам с сияющим от удовольствия и предвкушения лицом. – Взгляни, что крысеныш нес в свою норку.
Он развернул узелок у ног императора. Из него высыпались кубки, тарелки и массивный подсвечник. Золото заблестело в свете догорающего на равнине пожара.
Бруно нагнулся, поднял одно из блюд, ощутил его несомненную тяжесть. На нем что-то выгравировано. Трудно прочитать. Не буква ли «N», написанная плохим почерком?
– Что ты можешь из этого заключить? – спросил Бруно, передавая блюдо Эркенберту.
– Немногое, – ответил дьякон. – Но это не из имущества какого-нибудь сельского барона. Больше похоже на блюдо для облаток в соборе у Римского папы. Боюсь, нам придется спросить у мальчика.
Взгляды обратились на пленника. Совсем юный, с искаженным от боли лицом, одна нога поджата, чтобы не касаться ею земли. Смуглый, в плохой одежде. Из местных. После зрелища разбитого змея и его мертвого летуна Бруно наполовину ожидал увидеть еще одного проклятого англичанина.
– Пытались допросить его?
Вольфрам кивнул:
– Мы его не понимаем. Он нас тоже.
– Я найду переводчика, – сказал Эркенберт. – А потом мы сделаем то, что необходимо. Уведите его за ворота.
– Еще одно, – сказал Бруно. – Я знаю, что ты не будешь слишком добрым. И ни перед чем не остановишься ради того, что я должен от него узнать. Но вот мой совет. Никогда не начинай с легкой пытки, которую потом будешь усиливать. Мужество приходит во время сопротивления. С самого начала сделай ему очень больно, больнее, чем он сможет выдержать. Потом предложи ему, как от этого избавиться.
– Как только я найду местного священника для перевода, – обещал Эркенберт.
Пойманный мальчишка вертел головой из стороны в сторону. Он уже увидел то, что ему было нужно. А что же ему делать теперь? Должен ли он умереть как Маркабру и его воины? Он не знал.
* * *
На сотню ярдов ниже, в толпе изгнанных инвалидов и санитаров, Свирелька и его помощники боролись со своей нелегкой ношей – с Граалем, к срединному шесту которого был крепко привязан Шеф; он раскинулся на выступающих в стороны ступеньках, за которые держались носильщики, а его легко опознаваемое лицо с одним глазом было прикрыто тряпкой, словно у обгоревшего или умершего человека. Ришье семенил позади них, посерев от страха, но крепко сжимая в руках сверток со своими драгоценными книгами. Ему довелось пройти в двадцати футах от земного воплощения дьявола, от самого императора. Слава Богу, истинному Богу, чья власть над Землей была узурпирована лживым дьяволом христиан, что все внимание Бруно отвлек несчастный Маури. Что теперь будет с Маури… увы, это еще раз продемонстрирует силу Князя мира сего, которому даже истинный Бог не всегда может противостоять в своем незаконно отнятом царстве.
