– Открывай! – свирепо шептал Джэпет. – И сигнализацию! Сигнализацию не забудь выключить!
Все, пути назад нет. Ключ легко проскользнул в скважину. Дверь открыта, а найти рубильник сигнализации на ощупь несложно. Сэм выключил ее. В ладонь ему вдавили коробок обыкновенных спичек, другую ладонь прижали к ручке канистры.
– Давай. Ну давай же!
Сэм зашаркал по коридору. У поворота оглянулся, увидел троих, застывших шеренгой в дверном проеме на фоне неба. Этот мир – тюрьма, и побег невозможен. За углом та самая комната, с банками. Подходящее место. Забулькала канистра, резко запахло керосином. Когда емкость опустела, Сэм отошел назад и зашуршал спичками. Канистра. Не забыть про нее, его ведь предупреждали. Отпечатки пальцев… Спичка затрещала и объялась ярким пламенем, Сэм уронил ее под ноги, в темную лужу.
Она пшикнула и погасла.
Трясущимися руками Сэм зажег вторую, дал разгореться. Бросил.
Жахнуло, взлетело до потолка керосиновое пламя. Сэм схватил канистру… и застыл, парализованный ужасом. Дверь хранилища уродов медленно отворялась.
На огонь с шипением обрушилась пена. Тот сопротивлялся, уворачивался, стрелял дымными языками, но вскоре погас. За спиной у Сэма в коридоре зажглись яркие лампы, раздались вопли и топот бегущих ног. Потом вспыхнул свет и впереди, и Сэм ошеломленно вытаращился на доктора Бена. А тот перекрыл вентиль и поставил огнетушитель на пол.
– В мой кабинет, – тихо распорядился доктор. А заметив, куда смотрит Сэм, добавил: – Да не беспокойся, кто-нибудь тут приберется.
Сэм не шевелился, пока его не взяли за руку. И тогда он наклонился, и его понесла вперед собственная тяжесть – столь внезапный поворот событий стал для него шоком. По всему зданию зажигались окна, на парковке шумело множество машин. Сэм рухнул в кресло, а доктор Бен утрамбовал в трубке желтоватое крошево.
– Жаль, что все так кончилось. Если бы мы могли, не допустили бы поджога. Брейкриджа часто предупреждали, но он упрям как осел.
– Так вы знали? Обо всем?
– Абсолютно. Он же давно под колпаком. И о сегодняшней встрече мы узнали, как только было принято решение ее организовать. И записали разговор, от первого слова и до последнего. Но мы не могли тогда вмешаться и твое участие предотвратить тоже не могли. Вот это меня больше всего расстраивает.
– Да кто я такой? Так, пешка…
– Ошибаешься. Ты самое важное, что есть в долине, ты причина строительства этой клиники. О тебе мы узнали в тот самый день, когда ты родился, и каждый миг твоего существования прошел под нашим контролем. Ведь ты несешь в себе либо гибель всего человеческого рода, либо его спасение.
Доктор Бен криво улыбнулся, усаживаясь в свое кресло.
– Знаю, трудно все это усвоить вот так сразу. Но простого объяснения у меня нет. Помнишь, я рассказывал о СПИДе, о том, что он признан генетически обусловленным? Им болела твоя мать, а лечивший ее врач использовал жителей долины в качестве подопытных кроликов. Не спрашивай, как его зовут, но я уверяю, что свои дни он закончит за решеткой, и лишь потому, что в нашей стране отменена смертная казнь. Это чудовище возомнило себя богом, а всех остальных – грязью под его ногами. Прежде чем он был разоблачен, в его руки попала твоя мать, а вместе с ней и ты. Он взял клетки костного мозга и заразил их модифицированным ретровирусом, содержащим человеческий ген. Твоя мать умерла родами, и мы никогда не узнаем причину ее смерти. Зато выжил ты, и у тебя нет СПИДа. Измененная структура гена не допустила развития болезни.
– Простите, но я не понимаю… За что посадили врача, который маму лечил? В чем его преступление?
– Его преступление в том, что он создал вирус, воздействующий на человеческий ген, – хмуро ответил доктор. – Вирус, способный выйти из-под контроля и уничтожить все человечество. Исследования в области генетики с самого начала вызывают опасения подобного рода, и не случайно принимаются запретительные законы и создаются органы надзора. Тот вирус был модифицирован таким образом, что мог репродуцировать себя ограниченное число раз, и концевая последовательность отрубала ген, когда тот реплицировался. Очень опасный трюк, но он работал. А если бы он не работал, ретровирусу ничто не помешало бы распространяться и видоизменяться, и мне страшно даже вообразить последствия. Вот почему мы постоянно наблюдали за тобой, тщательно контролировали состояние твоего здоровья. Но при этом постарались сделать так, чтобы ты вел нормальный образ жизни, насколько это возможно. Хочется верить, что нам это удалось. Все остальные жители Соболь-Крика – хронические больные. Мы постараемся облегчить…
– Я не могу туда вернуться, – перебил Сэм.
Его голос звучал сухо, все эмоции были растрачены.
– Знаю. – Доктор Бен неловко попытался спрятать смущение в клубе дыма. – Придется выбирать, Сэм. Можно отправить тебя в сиротский приют. Но если честно, следить за твоим здоровьем и здоровьем окружающих проще здесь, в клинике. А еще надо подумать о твоем будущем… и о будущем человечества. Если постоянно модифицировать твои гены, укрепляя их иммунность к СПИДу, можно достичь исключительных результатов.
– То есть вы хотите, чтобы я тра… оплодотворил каждую девку, до которой дотянусь?
– Прошу тебя обойтись без вульгарщины. Существуют ведь и… научные способы расширить и обезопасить генный пул. Но это дело будущего. В твоих генах ключ к спасению мира!
Сэм осознал важность этих слов, но его ответ прозвучал очень холодно:
– Угу. Теперь понятно. Эксперимент, благодаря которому я выжил, слишком важен, чтобы про него забыть и не сделать никаких выводов. Этот врач, что помрет в тюрьме, совершил великое открытие, хоть и воспользовался опасными методами. Конечно, вы попытаетесь извлечь из ситуации всю выгоду, а коли не выйдет, поголовно стерилизуете население Соболь-Крика. Это очевидно. Нас всех рассадят по банкам, как тех уродцев, да?
– Сэм, ну что ты несешь? Это просто образцы плодов, умерших еще в утробе…
– Как бы не так! А тот младенец, которого показали матери?
– Твой приятель Брейкридж наврал с три короба. Не было ни демонстрации уродца, ни потрясенных чувств несчастной роженицы. Мы не экспериментируем с деформированными детьми, мы стараемся предотвратить их рождение. И не ребенок это был, если на то пошло, а набор нежизнеспособных клеток. Яйцеклетку мы взяли у женщины, погибшей в автокатастрофе, сперматозоид – в банке спермы. Тому плоду на момент смерти исполнилось всего-то несколько недель. Нам был нужен эксперимент с человеческими клетками, для предотвращения деформаций в ходе естественных родов. У конгресса и врачебного сообщества есть строгие законы и правила на этот счет, да и нельзя обойтись без законов и правил там, где медицина соприкасается с моралью. Тот доктор, который экспериментировал с твоими генами, поступил аморально, он подверг опасности все человечество, чтобы потешить свое эго. Аморален и Брейкридж – ни бельмеса в науке не смыслит, о последствиях своих поступков совершенно не задумывается, но встает на пути прогресса и мешает нам покончить со смертельными болезнями.
