Книга Выстрел в Опере, страница 45. Автор книги Лада Лузина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Выстрел в Опере»

Cтраница 45

— А я, в свою очередь, — подхватил Киевицкий, — хочу представить вам моего юного друга…

С похвальною ловкостью юный друг вскарабкался на высокое дерево и вызволил летательный головной убор из ветвей.

— Не смотрите на молодость, я пророчу ему блестящее будущее…

В тот же миг «блистательный в будущем» гимназист бесстрашно спрыгнул с ветки на землю, представ пред отшатнувшейся Машей.

— Не взыщите, он питает некоторую склонность к театральным эффектам, — любовно пожурил его Демон с видом горделивого папеньки. — Прошу любить и жаловать, Михаил Булгаков…

«Бул…гаков!!!»

Тут, оказавшаяся подлою дезертиршею, «Рать» в одночасье покинула Машу. Выветрилась из головы.

А голова представилась Маше расстроенным пианино, по клавишам которого колотят чьи-то интенсивные пальцы, не извлекая, однако, ни звука — только раздражающе глухой деревянный стук.

Так и ее перенапряженные мозги не могли извлечь ни единой мысли.

Пред нею стоял Миша Булгаков — и он был мальчишкой…

Младше ее!

Еще младше Ахматовой!

Вот только Михал Афанасьевич Булгаков для Марии Владимировны Ковалевой Ахматовой не был.

Кабы студентка-историчка участвовала в конкурсе знатоков биографии М. А. Булгакова, она бы наверняка заняла коли не первое, то, как минимум, второе почетное место.

Историческая Машина память, и без того благоволящая к столь ненавистным иным точным датам, в отдельных случаях могла дать фору любому компьютеру. Случалось же это тогда, когда ее обладательница влюблялась в какой-нибудь период истории или отдельно взятого деятеля.

Булгаков же был для Маши случаем не просто, а совершенно отдельным! Не зря лишь один из тысячи тысяч ключей в шкафу круглой Башни удостоился чести храниться на груди одной из Трех Киевиц — ключ от дома на Андреевском спуске, 13. Не зря книга «Мастер и Маргарита» была у Маши настольной, выученной почти наизусть! Не зря все и вся, виденное ею вокруг, немедленно сопоставлялось с тем или иным фактом булгаковской жизни, его фразой иль убеждением…

И чтобы вам, мой любимый читатель, стала понятна вся глубина провала, в который угодила моя бедная Маша, я скажу: земля разверзлась у нее под ногами, и она пролетела ее насквозь — туда и обратно! — и вновь оказалась на том же месте.

Безумно блуждающим взором Ковалева ощупала окружившую ее Владимирскую горку.

«Булгаков считал ее „лучшим местом в мире“!»

Скользнула по крестам Златоверхо-Михайловского, построенного в честь архангела-воина.

«Булгаков был крещен в Крестовоздвиженской церкви именем Архангела Михаила, защитника и покровителя Киева!»

Обнаружила желтеющие листья на дереве, определила на глаз наступившую осень, и правое — умное — полушарие Маши мгновенно выплюнуло «бегущей строкой»:

«Осенью 1906 семья Булгаковых переехала на Андреевский спуск № 13.

Тут сразу заболел отец — Афанасий Иванович, философ-историк, доцент Киевской духовной академии. Читал курс истории и разбора западных вероисповеданий. Знал греческий, английский, французский, немецкий языки. Автор книг „Старокатолическое и христианско-католическое богослужение“, „О законности и действительности англиканской иерархии с точки зрения православной церкви“. Заболел безнадежно. Умрет через год. Гипертонию почек не умели лечить. Похоронен на Байковом кладбище, как и сын Миши Врубеля…

Булгакову сейчас пятнадцать лет.

Учится в 1-й Александровской гимназии уже пятый год.

В пятом классе впервые начал писать — юморески. Вместе с ним учатся Паустовский, Сикорский, Богров… Нет, это не важно.

…Боже!!!»

Пятнадцатилетний гимназист Миша Булгаков протягивал Анне Горенко спасенную шляпку.

Семнадцатилетняя гимназистка взяла ее двумя пальцами правой руки — прочие три были сжаты в кулак. А в кулаке таилась воскрешенная Лира.

Руки будущей поэтессы и будущего великого писателя соприкоснулись…

«Его отец умрет!

его отец умрет…

…как и сестра Ахматовой Инна.

Как и все, кто соприкасается с Лирой!

НЕТ!!!»

* * *

— Почему ты не сказал мне, что был знаком с Булгаковым?

Демон откинулся на стуле и посмотрел на Машу с почти человеческим изумлением:

— Вы вызвали меня исключительно ради этого? — произнес он, каждой буквой очерчивая свое изумленное презрение.

— Ну… — смешалась Маша.

На миг она почувствовала себя школьницей, страдающей у стола злого учителя, который безжалостно черкает красною ручкой ее домашнее задание.

— Вы способны оживлять мертвое! Летать над Землей. Сдуть площадь Независимости, как крошки со стола, и отобедать в кафе Семадени, стертом с лица этой площади полвека тому. И главное — можете потерять все это через тридцать часов! И самым поразительным для вас фактом по-прежнему остается мое знакомство с Булгаковым?! До чего же вы все-таки человек… Уж простите, что я вас так называю.

— Ничего. Я не обижаюсь, — пробормотала «школьница».

— А стоило бы! — с обидой ответил «учитель». — Вы безнадежно слепы. Мать моя, что с вас взять, если еще неделю назад вы считали меня булгаковским Воландом. Дьяволом. Сатаной!

И тут Маша внезапно обиделась.

«Рать», угасшая, возродилась, восстала, забурлила с новою силой.

«Какие-то остаточные явления…» — отметил край сознания.

«Я — Киевица!»

— Я — Киевица! — сузила глаза она. — А ты — не Дьявол. Ты — всего лишь дух этого Города. Стоящий по левую сторону руки — моей руки! Кстати, если не секрет, кто будет стоять на Суде по правую?

— Не трудно догадаться, — нахмурился Демон. — Есть Земля. Есть Небо.

— Мать-земля, Отец-небо… — сказала Маша. (Так начиналось одно из заклятий.)

— Твой Отец — Киев! — срезал Киевицу дух Города. — Ты — его хранительница! Я — хранитель Земли под ним. Но и мне, и Городу, и тебе, и всем слепым — роднее Земля. Она вас кормит и поит, и принимает ваш прах.

— Есть Земля, — насмешливо повторила науку Маша, — есть Город, есть Небо. Ты и я… Я правильно поняла, с Неба тоже кто-то придет?

— Один из Трех, — сказал он неохотно. — Но не обольщайтесь! Последние девяносто лет трон по правую руку пустует.

— А что случилось девяносто лет назад?

— Вы не знаете даже этого? Революция. Вы сами разрушили ваши церкви. И Киев перестал быть Столицею веры. Но остался Столицею ведьм.

— Значит, — пренебрежительно фыркнула Маша, — судить нас будешь ты? Смешная новость.

Глаза Киевского Демона стали тяжкими как камень.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация