…прежде чем попасть на Воландову „черную мессу“ (антимессу), Маргарита проходит обряд „раскрещивания“, „антикрещения“, „черных крестин“, и совершается этот обряд на берегу реки, около того места, где проходило, по-видимому, великое киевское крещенье».
Мирон Петровский. «Мастер и Город»
— Ведьмы от амазонок. Забавно…
Маша припомнила реферат — она писала об амазонках на первом курсе.
— Забавно, Даша тоже считает так. Она говорила: и ведьмы, и амазонки — женщины-воины. И те и другие — сильнее мужчин, свободны и ездят верхом. Они на коне, а мы на метле.
— Что позволяет надеяться, что и это жалкое существо, безмозглое и раздутое, все же имеет шанс отыскать в своем слепом роду благородство, — нехотя и весьма сомнительным образом подсластил свою речь Машин Демон. — Ваша подруга точно изложила теорию Марины. Мне же остается добавить: женщине Лира позволяет быть сильнее мужчин. Мужчине дарит способность видеть женщину. В высшем ее понимании.
«Амазонки… Ведьмы… Высшие женщины».
«Ахматова называла себя „истинной херсоносийкой“, „приморской девчонкой“». Говорила о свободе моря.
Летом ее семья часто жила в Севастополе, под Херсонесом.
…где позже археологами была найдена группа украшений первых веков нашей эры, «предположительно принадлежавших амазонкам».
— Так Ахматова все-таки ведьма? В смысле — из рода ведьм-амазонок? — заспотыкалась Ковалева, желая поскорее поймать разгадку. — Иначе б Лира не выбрала ее! — Она осеклась. Нахмурилась.
Нет…
Плюхнула на стол ридикюль, сопровождавший ее в метаньях по Прошлому.
От террасы Владимирской горки до дома 13-Б на Андреевском спуске было подать рукой. И разведчица прибежала сюда прямиком по тропинке, обвивающей две святых горы, — прямо в платье начала XX века. Благо, век XXI был более чем терпим к людям, одетым черт знает во что, — на Машу даже не особенно обращали внимание.
Порывшись в недрах сумки-мешочка, разведчица нашла там старый значок «Киев. Фестиваль поэзии-85», прихваченный вместе с журналом «Ренессанс», конспектом Кылыны, цитрамоном, анальгином, иголкой и ниткой, шпаргалками, исписанными заклятиями на разные случаи жизни, и прочим, и прочим.
Лира-значок была семиструнной.
Маша всмотрелась в нее, напрягая память:
— …и Лира Ахматовой была семиструнной. Точно. Не четырехструнной, — сказала она. — Там было семь перепонок. Тогда я опять ничего не понимаю! Четыре струны — четыре стихии. Четыре слуги ведьм. А семиструнная лира символизирует числовую гармонию.
— Гармонию, лежащую в основе вселенной, — сказал Машин Демон.
— Я знаю. Но при чем тут ведовство?
— Ведьма — женщина. Женщина — мать. Мать-Земля. Женщина — это и есть высшая гармония. — «2+2 = 4! Сколько можно вам повторять?» — расслышала Маша.
Он вновь был недоволен ею.
— Ну, да…
Она смотрела на фестивальный значок.
Силуэт лиры напоминал женский силуэт. Загнутые края — груди. Округлые бедра — бока.
Перед глазами встала фигурка Венеры, датированная каменным веком. Узкие плечи, висящие груди, огромные бедра и громадный — животворящий — живот. В то время, когда на грешной земле царил матриархат
[11]
, женская способность рожать, подобно Земле, и сделала ее царицей.
«Какая-то логика есть.
Но при чем тут Ахматова?»
— Выходит, то, что Ахматова родилась на Купалу, то, что Цветаева звала ее чернокнижницей, а Гумилев написал «из города Киева я взял не жену, а колдунью», все же что-нибудь значит?
— О-о-о! — угрожающе пророкотал Машин Демон. — Значит — и много. У ее мужа Николая Степановича были все основания написать это в первый же год их супружества. Всю оставшуюся жизнь он мучился оттого, что поэтическая сила и слава его жены во сто крат превышает его известность и славу. И до женитьбы натерпелся от невесты сполна, и после развода. И погиб тоже из-за нее — из-за того, что не прекращал доказательств: он — мужчина, герой — все же сильней своей женщины.
«Расстрел Гумилева — типичное латентное самоубийство, — напомнила Даша, — он сам всю жизнь нарывался на смерть. И Ахматова сама говорила, это она виновата в том, что он умер».
— Имея в руках талисман такой силы, любая станет ведьмой рано ли, поздно. Ведь он непрерывно требует жертвоприношений. И Аннушка принесла их.
— Я знаю. Сестра Рика, сестра Инна. Потом Гумилев? А почему вы называете ее Аннушкой?
— Вижу ход ваших мыслей, — неприязненно осклабился Демон. — Булгаков, снова Булгаков! «Аннушка пролила масло». Вот о чем вы подумали? Вы — Киевица! Должен заметить, на миг вы вызвали мое уважение. Так не ведите же себя, как тупая фанатка!
Но некрасивый демоничный упрек породил в Маше (и впрямь любившей творчество М. Б. фанатично) не стыд, а уже навещавшую ее, отвергнутую и призванную обратно идею:
«Аннушка пролила масло… И Берлиоз попал под трамвай».
«AAA не прольет, БД не пойдет… БМ очень тревожно?»
«БМ — Булгаков Михаил!!!»
— В тот день, — сказала она, вглядываясь в свои подозрения, — когда Ахматова нашла Лиру в Царском саду, какая-то женщина попала под трамвай на Царской площади. Это имеет отношение к делу?
— К делу Анны Ахматовой — ни малейшего, — отсек присутствовавший там Демон-ворон.
Но рассечь пополам Машину окрепшую мысль он не смог.
— В тот день, когда Ахматова нашла Лиру опять, она познакомилась с Мишей.
Параллель была очевидной!
Даже улицы, где учились Анна и Миша, — Фундуклеевская, принявшая одноименную гимназию женскую, и Бибиковский, выпестовавший Александровскую мужскую, — были параллельными!
— Это случайность.
— Ты сам объяснял мне, — подивилась ответу Демона Маша, — случайностей нет. После Булгаков поступил в университет Святого Владимира, а Анна — на Высшие женские курсы при том же университете. Они были знакомы и позже. Они сдружились в Москве, в 30-х годах.
— И сдружившись, даже не вспомнили о киевском мимолетном знакомстве. Случайная встреча, каких сотни и тысячи. И он, и она забыли о ней.
— А Лира забыла? — стрельнула глазами ретивая Маша. И с блеском выдала главный вопрос, приведший ее на встречу во второй 13-й дом. — Или то, что отец Михаила Булгакова безнадежно заболел осенью 1906 года — тоже случайность?!
— Вы были свидетельницей, — глухо возразил Маше Демон, — Аннушка не показывала ему талисман. Не разжимала кулак.