— Между Небом и Землей!
— Боюсь, — Катерина адресовала Акнир подчеркнуто любезный взгляд, нимало не скрывая ни фальши своей любезности, ни радости победы, — этот Суд уже утвердил нас. На Купальском шабаше все признали нашу власть.
— Черта с два! — вскричала Наследница. — Вас признали два черта… Это была истерика! Эйфория! Все радовались, что спасли свою шкуру. На радостях они короновали бы даже пень. Но есть закон. И он для всех!
«Ты его закон, но есть законы и для тебя», — вспомнила Маша слова из книги Киевиц.
О чем предупреждала их Василиса, стало более-менее ясно.
— Ани… Прости, я не запомнила имя, — начала Ковалева.
— Акнир, — рыкнула Акнир.
— Акнир, мы тебя понимаем. Ты потеряла мать. — Маша встала. Ей показалось, говорить это сидя — невежливо.
— Что?!!!
Лицо дочери Кылыны вывернулось от ненависти и боли.
— Ты понимаешь меня? — прошипела она, захлебываясь злобой. — Понимаешь?! Вы убили ее! Вы — Трое! И теперь ты меня понимаешь?!!! Вы — люди. Слепцы! Вы — уже трупы! Вам не справиться со мной даже втроем!
Она задыхалась, не умея распределять свою злость по словам.
Она была слишком юной и слишком опасной — в том возрасте, когда святого нет, и ты сам даешь всему сущему новые имена, считая их единственно истинными.
И какие имена Акнир дала им Троим, гадать не приходилось:
— Убийцы! Самозванки! Человеческое быдло!
— Акнир, мы не убивали ее… — Маша отчаянно жалела эту кричащую девочку. — Мы защищали Город. Ты ж знаешь это? Правда, знаешь? Тебе все рассказали.
— Вы получили ее власть случайно! — стремительно спрыгнула с убийственной темы дочь Киевицы. — Мать отдала ее вам против воли. Она никогда бы не отдала ее вам сама. Она собиралась отдать ее мне!
Маша прикрыла глаза, вспоминая страшный миг.
Обезумевшая от неистовой муки женщина, ползающая по потолку «Центра старокiевскаго колдовства на Подолѣ»:
«Вам?! Я должна отдать это вам? Троим!!! Не хочу! Нет!!!»
— Может, и собиралась, — сказала Катя, и ее голос прозвучал на удивление спокойно и ровно. — Вот только отдала ее нам. По собственной воле. Ты ж, верно, в курсе, что случается с ведьмами в момент смерти?
— Моя мать — не ведьма. Она — Киевица!
— И с Киевицами тоже, — покладисто покивала Катя. — Они не могут умереть и испытывают адскую боль до тех пор, пока не передадут свою силу другому. И никто не запрещал твоей матери ползать по потолку бесконечно, страдать, терпеть боль и ждать тебя день, два, три — это был бы ее личный выбор. Но она сделала иной — облегчить себе смерть. И отдала силу нам. Троим. Такова была ее воля!
— Логично, — сказала Маша.
(«Логично» было любимым словцом Ковалевой и высшею мерою истины!)
Акнир яростно исполосовала Катю глазами и задышала так часто, что стало ясно: неведомый Суд между Небом и Землей, которым грозила Наследница, наверняка примет Катин аргумент.
— Вас все равно не признают! — взвыла Акнир. — Вы — слепые! За тысячи лет власть ни разу не передавалась слепым. Наследницей может стать только ведьма по крови!
— Но их Трое, — возразила ей Белладонна. — И есть пророчество. «Когда в Город третий раз придут Трое…»
— Это случайность!
— А вот случайностей нет, — мурлыкнула белая кошка и презрительно почесалась.
— Плевать! — затопала ногами Акнир. — Пусть их Трое. Они — слепые! На это не смогут закрыть глаза! И тогда Суд назначит бой. Поединок!
— Бой?! — оживилась Екатерина Дображанская, до недавнего времени активно посещавшая закрытый боксерский клуб.
— И они проиграют! — Акнир склонилась над непроницаемой Белладонной. — Потому что не знают ни черта!
— Уж черта-то мы точно знаем, — сказала Чуб. — Особенно Черта твоей чертовой матери!
— Не смей трогать мою мать! — озверела Акнир. — Эб ворст инк, — непонятно прокричала она, целясь в Дашу перстом. — Кто ты такая? Что ты можешь вообще? Ты — косматочка?
Даша с сомнением тряхнула стокосой прической, подозревая, что Акнир намекает на ее шевелюру, но не понимая, пытается ли она тем самым ее оскорбить.
— Ты — гадуница?
А вот это уже было явным оскорблением!
— Я — гадуница?!! — раздулась Чуб. — Сама гадина, малая!
— Ты — обертиха?
— Сама обертиха!!!
— Она спрашивает, умеешь ли ты обращаться в животных, — тихо сказала Маша.
— Так я животное? А, в смысле превращаться… — притормозила Землепотрясная. — Зато мы позавчера спасли Город!
— Хвастать «Мы спасли Город» — это все, на что вы способны! — не дала ей покрасоваться Акнир. — Вы не знаете и примитива. Визжать «Да ведь мы спасли Город!» — все, что вы сможете противопоставить мне в бою. Ну, крикни еще раз! Может, поможет!
Металлическое лезвие на ботинке Наследницы плотоядно улыбнулось Чуб.
Акнир подпрыгнула, как героиня японских боевиков, целясь острием ноги Даше в висок.
Чуб пошло отпрянула и, ударенная под коленками некстати подвернувшимся краем дивана, плюхнулась на плюшевые подушки, едва не придавив безмятежно спавшую там Изиду Пуфик. Рыжая кошка слегка приоткрыла желтый глаз и, муркнув французское «Фи!», продолжила прерванный хозяйкой процесс.
А Акнир, сделав замысловатый воздушный пируэт, упала на пол с бесславным и глупым грохотом.
Вскрикнув, Маша бросилась к ней.
Дочь Кылыны лежала, закатив полные жалобы глаза.
— Ой… — по-детски захныкала она.
— Корень! Дайте ей чертов корень! — запаниковал черный кот Бегемот и тремя длинными прыжками вынесся из комнаты в коридор.
Маша понеслась за котом. Даша — за Машей.
Кот уже поддел когтистой лапой дверь хозяйственного шкафа, где хранились бесчисленные банки и склянки, оставшиеся от безвременно погибшей Кылыны.
— Верхняя полка! — мяукнул Бегемот.
— Катя! Лестницу! — Даша понеслась в комнату.
Хмурясь на скулящую воительницу, Дображанская нехотя подхватила тяжелую спиралевидную лестницу, проживающую у книжных полок.
— Соплячка, — бросила она походя.
Даша ухватила груз справа. Передвигаясь семенящими шажками, Трое кое-как затащили деревянную махину в коридор, и минут семь-десять спустя, волнуясь и роняя случайные банки, Маша отыскала на верхней полке жестяную коробку с биркой «Корень чертов».
Но, когда троица вернулась в круглую комнату, пол был девственно пуст — ушибленная Акнир растворилась в пространстве. А там, где еще недавно стояла спиралевидная лестница, обнаружилась крайне нежданная вещь.
