Я так и остался стоять в дверях все время танца, который был
одним движением, одним кружением, волнообразным перекатом фигур поразительной
пластической цельности; я не мог отвести взгляда ни на секунду, боясь
потерять хотя бы миг этой радости зрения, хотя б единый поворот, едва заметный
взмах руки.
Несмотря на то что номер замыслен был «на Эллис», я глаз не
отводил именно от Петьки: каждая часть его тела, каждая мышца, казалось,
существовали для данного движения в данное мгновение танца. С чеканной
легкостью и неуловимой иронией его тело отзывалось голосу каждого из
инструментов квинтета и мгновенно преображалось, в глубинных ритмах своего
существа становясь то скрипкой, то гитарой, то банджо…
И весь номер так стилистически точно вписался в этот
полутемный зал, с его декадентской обстановкой, с бархатом занавеса и кресел,
изогнутыми шеями сумрачных ламп, со всеми листьями, желудями и летящими амурами
в свинцовых переплетах витражей; казалось, в коробке маленькой кукольной сцены
двигаются в изящном кукольном танце персонажи комедии дель-арте…
Про Эллис я уже многое понимал: у нее, как открыла мне Хана,
«колесики на пяточках». Но, черт бы меня побрал, это ничего не объясняло в его
движениях! У него-то, у него никаких колесиков нет! Каким же образом
осуществлялось это конькобежное парное скольжение? Каким, ради бога, образом
добивался он шелковых, женственных, абсолютно человеческих движений партнерши –
бездушного истукана? И, наконец, почему танец двух, вполне одетых персонажей
производил впечатление столь откровенной любовной сцены, что томительно
сжималось, завидовало и тосковало по каким-то несбывшимся страстям все твое
естество?
Те, кто входил в зал, застывали и продолжали смотреть номер
стоя. И за столиками все умолкли. Даже официанты с подносами застряли там, где
их прихватил этот танец.
И лишь когда затих последний аккорд, и грохнули
аплодисменты, и все задвигались, и за каждым столиком возопили «браво!», до
меня донеслись и отдель ные реплики:
– …там написано «кукла Эллис»…
– …да брось ты, ничего себе – кукла! Видал, как отжигают?
Живая баба, конечно, но ка-ак отжигают!
– …но ведь написано: «кукла»!
– …глянь, мудак, вон твоя «кукла» кланяется…
Петька стоял, легонько обняв Эллис за талию, и время от
времени оба они отвешивали благодарные поклоны публике. Аплодисменты все
длились – восторженные, сокрушительные, требовательные… Однако повторять танец
«на бис» он, само собой, не собирался.
Наконец – это было едва ли не главным в номере – он «ломал
образ»: легко поднял Эллис – уже прямую, неживую, уже не женщину, а куклу – и
так, подчеркнуто небрежно держа под мышкой, понес со сцены, как отработавший
реквизит; и вслед ему понесся, накатывая и не спадая, вал новых
аплодисментов: так это правда, – вы поняли? – правда, кукла!
Я пробрался к своему столику, сел и припал к бокалу с пивом.
Меня одолевала жажда, меня трясло, я был откровенно возбужден увиденным.
Понятно, что, как любой фокусник, любой мастер, Петька противится раскрытию
профессиональных секретов; и все же мне хотелось задать ему два-три вопроса…
Минут через десять он появился в зале, пробрался к столику и
уселся напротив, спиною к сцене.
– Черне пиво, да, – отозвался на вопрос
официанта. – Неважно, можно «Крушовице», но лучше «Козел».
Уже заплел косицу… И вполне эта косица вяжется и с бабочкой,
и с фраком.
– Петр Романыч, – сказал я. – Позвольте
объясниться: я волнуюсь. Вы – страшно талантливая сволочь.
– Сцена хороша, – обронил он, отпивая из моего
бокала. – Стильная удобная сцена, очень кукольная. Это второе, что меня,
кроме денег, привлекло. Вернее, первое. Тебе правда понравилось?
– Слушай, ты, конечно, скрытник. Но скажи мне, и я
сойду с этим в могилу. Как ты добиваешься синхронных шажков с ней?
Он ухмыльнулся:
– Ну, это самое простое. Когда я вначале к ней
припадаю, якобы приглашая на танец, я пристегиваю ее правую ногу к своей тонким
бесцветным ремешком.
– А потом?
– Потом незаметно для зрителей отстегиваю. Все скрывает
длинная юбка. Зачем тебе все эти детали? Когда ты смотришь на картину Писсарро,
ты что – разбираешь каждый мазок, чтобы понять, как он добивается вибрации
цвета на холсте? Ты просто смотришь и наслаждаешься.
– Ну ладно, а вот эти волнообразные движения бедер?..
– Все, доктор. Шехерезада прекращает дозволенные речи.
Пей свое пиво, и…
В этот момент из-за колонны к нашему столику выкатился
Колобок. Некий господин с маленьким упругим и высоким животиком, с виду
надставным: он торчал под вишневой бабочкой. И бритая голова была сама по себе
глянцевым колобком, и круглый носик был крошечным колобком, и круглый,
отнаждаченный бритвой подбородок…
Он налег животом на Петькину спину и ладошками стал
оглаживать его плечи.
– Ну, Петюша… – повторял он, поглядывая на
меня, – ай да Петушок! Это ж прямо ужас, а?! Это ж какой шикарный номер:
после него у всех мужиков в округе неделю стоит, как на параде, никакой виагры
не надо!
– Познакомься, Миша, с моим другом, – не
оборачиваясь, невозмутимо проговорил Петька. – Он тоже из Израиля.
И вдруг все сложилось, щелкнуло и обернулось ясной
картинкой. Тем более что Миша как-то сразу поскучнел и, протянув мне маленькую
пухлую руку, пробормотал:
– Давно, давненько не был, что там у нас, как дела?
Бузят арабы? Ну ладно, побегу там… еще разобраться… кое-что… – И, снова
огладив Петькино плечо, покатился меж столиков, но вдруг вернулся: – Во дела!
Гонорар-то забыл! – Голубой конверт переместился из кармана смокинга в
карман фрака, а Колобок стал откатываться, приговаривая: – Ребята, заказывайте,
что хотите, любую выпивку, любое блюдо, на здоровье! Я позвоню, Петюш, мы еще
наметим кое-что…
– Что? – спросил меня мой приметливый друг. –
Есть наблюдения?
– Еще какие, – отозвался я. – Твоего Колобка
наверняка разыскивает израильская полиция. Я его сразу не признал – видел не в
смокинге, а в шортах и в пляжных тапочках на босу ногу. Он когда-то заправлял у
нас чуть не всем русским книжным бизнесом. Мне однажды послали из Москвы ящик
со справочниками, и тот затерялся в контейнере какого-то оптовика. Н у, я
поехал в Тель-Авив его разыскивать.
– И нашел?
– А как же. Вот этот самый Миша его и затерял, но
вынужден был найти – я сказал, что пришибу его на месте, и он поверил на слово.
Прямо перед глазами он у меня: весь такой уютный, славный; в резиновых
шлепанцах – круглые пальчики… Спалил два магазина конкурентов и исчез при
невыясненных обстоятельствах. Статья даже была в газете. А сейчас вон –
смокинг, бабочка… Так он купил это шикарное заведение, что ли?
Петька с любопытством присвистнул.
