— Кому же знать, как не вам!
— Да, знаю. Знаю и механизмы. Самого по себе налога недостаточно для уничтожения. А вот сопротивление, которое мы хотим подавить, он как раз усилит. Нам нужно как следует продумать план действий. Сюда, спустя два года, относятся и приготовления к новому декрету.
Бакка посмотрел на покрытое пунцовыми прожилками лицо.
— Я ждал этого разговора, — продолжил он. — Когда вы сегодня послали за мной, я догадался. И взял на себя смелость привести с собой человека. Он ждет в приемной. Могу я его пригласить?
Губернатор покраснел от гнева.
— Не слишком ли много вы берете на себя, прокуратор? Кто он такой?
Бакка подавил нетерпение:
— Вы его знаете. Это Нагон Демари.
Глабрион покраснел еще больше.
— Это что же, прошлогодний перебежчик из Иса? Конечно, знаю. Поражение франков на его совести. Потом я подумал, что он сбежал.
— Я полагаю, что, отступив, он действовал осмотрительно, — сухо заметил Бакка. — Сейчас он и его семья живут в моем поместье. Несколько дней назад, предвидя, что вы меня призовете, я привез его сюда и поселил в своем городском доме. — Губернатор открыл было рот, но Бакка не дал ему возможности продолжить.
— Ваше негодование совершенно естественно. Однако было бы неверно обвинять его за то, что схема не сработала. Сама по себе идея замечательна… вы и сами в то время были от нее в восторге. Ни один смертный не смог бы предусмотреть, каким жестким и отчаянным окажется Грациллоний. Так что нравится вам это или нет, Нагон — единственный человек из Иса, с которым мы можем проконсультироваться и использовать его. Причем сам он очень хочет помочь. Он знает людей, всю их подноготную, чего мы не знаем. Он нам нужен в качестве главного консультанта, а позднее — и как агента. Мудрый человек не выбросит свой меч только потому, что ему преградил дорогу щит. Он держит его для следующего удара. Я знаю вас как мудрого человека, губернатор.
— Ладно, ладно, — немного попыхтев, Глабрион в конце концов согласился. Он стукнул в маленький гонг и приказал слуге ввести чужеземца.
Тяжело ступая, Нагон вошел в комнату и остановился. Плотное тело его пригнулось, как для борьбы. Прежде чем поздороваться, он сердито оглядел присутствующих.
— Ты должен за многое ответить, — сурово сказал Глабрион. — Благодари своего доброго защитника. Он убедил меня дать тебе второй шанс.
— Благодарю вас, сэр, — проскрежетал Нагон. Светлые волосы стояли дыбом. Маленькие блестящие глазки на плоском лице были абсолютно неподвижны. — Я, сэр, готов на что угодно, лишь бы отправить Граллона в преисподнюю.
Глабрион соединил пальцы. Сверкнули кольца.
— В самом деле? Ты так горяч. Казалось бы, за несколько месяцев мог бы и остыть немного.
Нагон сжал кулаки. У него были руки рабочего.
— До самого Судного дня я не буду ненавидеть его меньше.
— Я бы не сказал, что это христианское чувство. Все верно: из-за него ты вынужден был отправиться в ссылку. Но оказалось, что тем самым он спас тебя и твою семью от гибели. Вы все погибли бы при наводнении.
— В его намерения это не входило! — Нагон едва удержался, чтобы не плюнуть на пол. — А кто привел Ис к гибели? Разве не он? Он все время насмехался над богами… — И, помолчав: — Вместо того чтобы поклоняться одному истинному Богу. — Сглотнул. — Сэр, я ездил в окрестности Аквилона и разговаривал с жителями Озисмии и несколькими жителями Иса, которых мне удалось встретить в лесу. Иса больше нет. Нет моего города, моих людей, моего клана. Я — последний из суффетов Демари, знаете ли вы это? У меня только двое детей, и это девочки. Род Демари умрет вместе со мной. Для чего теперь жить?
— Ради них и твоей жены, — сказал Бакка. — Работу мы тебе подыщем.
— О сэр… Я их, разумеется, обеспечу. И дело себе найду. Но если к тому же я смогу помочь вам справиться с Граллоном… — Нагон порывисто задышал. — Тогда и умереть будет не жалко.
— Надеюсь, мы придумаем что-нибудь получше и учтем твои пожелания, — успокоил его Бакка.
— Скажите только одно слово, и я его убью своими руками.
— Очень может быть, что он сам тебя убьет. Кроме того, глупо было бы делать из него мученика. Да это и империи может не понравиться. Нет, надо выбить почву из-под его ног, дискредитировать, сделать его беспомощным.
— Помни, что это лишь предварительный разговор, — сказал Глабрион, — если мы иногда, в дополнение, будем спрашивать у тебя твое мнение, не переусердствуй. Я не забыл о последствиях твоего последнего совета. Кроме того, все, что происходит или будет происходить между нами позднее, — государственный секрет. Если скажешь хотя бы одно слово, пожалеешь об этом.
Нагон замер под пристальными взглядами святых угодников. Лишь шум ветра доносился с улицы. Наконец он очнулся.
— Понимаю.
Глабрион показал на пол.
— Продолжим.
В дверь постучали.
— Какого дьявола? — воскликнул Бакка. — Разве вы не приказывали, чтобы нам не мешали?
— Если только не произойдет что-нибудь неотложное, — нервно откликнулся Глабрион. — Войди.
Слуга повиновался, поклонился и доложил:
— Прошу прощения у губернатора. Надеюсь, по оплошности я никого не обидел. Прибыл эмиссар от епископа. Просит немедленной аудиенции.
— Что? От епископа Мартина? Да ведь он должен быть в монастыре…
— Не знаю, верно или нет, но я думал, губернатору захочется узнать. Впустить его, или пусть подождет, или… отказать ему?
— Нет-нет. Это было бы в высшей степени некорректно. Я приму его.
Слуга поспешно вышел. Через минуту, в течение которой завывания ветра доносились все громче, в комнату вошел человек. Худощавый, молодой, одетый в грубую темную одежду и сандалии. Светлые волосы его были сбриты со лба до середины черепа, в виде так называемой тонзуры Мартина. Ветер растрепал то, что оставалось от его прически, так что присутствующим в полутемной комнате показалось, будто голову молодого человека окружает нимб.
— Да пребудет с вами мир Божий, — сказал он ровным голосом. — Вы меня, наверняка, не помните. Да это и не важно. Мое имя — Сукат. — В его латинском ощущался странный акцент: британский, чуть измененный годами, проведенными в плену в Эриу.
— Да нет, помню, — ответил Глабрион с видимым облегчением. — Вы родственник епископа. Добро пожаловать. — Он указал на свободный табурет. — Присаживайтесь. Не желаете ли промочить горло?
Сукат покачал головой.
— Нет, благодарю вас. Послание у меня короткое. Оно от Мартина, епископа из Тура. Он приказывает вам во имя Господа нашего проявить милосердие к бедным людям, уцелевшим при наводнении в Исе. Просит не причинять им страданий пуще тех, что послал им Всемогущий Бог. Это было бы не по-христиански и принесло бы только неприятности самой Церкви при работе со своей паствой.