Мэгги с Мелани снова погрузились в работу, а между тем Том,
возвратившись в столовую, разговорился с приятелем, выпускником Университета
Южной Флориды, в доме которого ночевал в день землетрясения.
— Я видел, с кем ты разговаривал, — улыбнулся
приятель. — Ну и ловок же ты, черт возьми! Такую девчонку подцепил!
— Да, — покраснел Том, — она классная. И
добрая к тому же. Из Лос-Анджелеса.
— Еще бы! — рассмеялся приятель. Они водрузили
баки с морковным супом на огромную газовую плиту, доставленную Национальной
гвардией. — Ясно, из Лос-Анджелеса, откуда же еще? Не с Марса ведь в самом
деле.
Том не мог взять в толк, что в его последних словах так
позабавило друга.
— Что ты хочешь сказать? Она могла бы жить и здесь.
— Черт! Ты что, голливудские сплетни не читаешь?
Конечно же, она живет в Лос-Анджелесе — с ее-то карьерой! Господи, да она ведь
недавно «Грэмми» получила.
— Да? — Том потрясение уставился на друга. —
Ее зовут Мелани… — И тут до него наконец дошло, в чем дело и кто она
такая. Он остолбенел. — Ох ты, Господи! Она, наверное, решила, что я
полный кретин… Ведь я ее не узнал… А я думаю, милая блондиночка тащит коробку.
Сзади она, правда, что надо, — усмехнулся он. Но главное — человек
замечательный — скромная, без всяких там звездных закидонов. Когда она говорила
о своей матери, о ее далеко идущих планах относительно Мелани, он должен был бы
все понять. — Еще она сказала, что хотела бы пойти учиться на медсестру,
но мать не позволит.
— И ей-богу, она будет права. С такими-то деньжищами! Я
бы на месте матери тоже ее не пустил бы. Ей одни только записи небось миллионы
приносят.
Том с досадой возразил:
— Ну и что? А если ей претит то, чем она занимается?
Дело ведь не только в деньгах.
— Именно в них, если вращаешься в ее кругах, —
практично рассудил выпускник Университета Южной Флориды. — Во всяком
случае, она может скопить себе кругленькую сумму, а потом заниматься всем, чего
душа пожелает. В роли медсестры, правда, я ее плохо представляю.
— Ей, кажется, нравится ее нынешняя работа, и
женщина-волонтер, которой она помогает, очень лестно о ней отзывалась. Скорее
всего она не хочет быть узнанной. — Он снова смутился. — Или я один
тут не знал, кто она такая?
— Не исключено. В лагере уже прошел слушок, что она
здесь, вот только я до сегодняшнего утра сам ее не видел. Что и говорить,
шикарная девчонка. Так что, старик, тебе повезло. Вкус у тебя хороший, —
одобрил приятель.
— Ну да. Она небось думает, что я остолоп.
— Возможно, она усмотрела в этом нечто оригинальное.
— Вот почему мне ее лицо показалось знакомым. Я ей
говорил об этом и даже спросил, не встречались ли мы раньше, — простонал
Том. — Думал, может, она тоже из Беркли.
— Нет, старик, — улыбнулся друг. — Она
обитает в гораздо более привлекательном месте! Пойдешь еще к ней? —
Приятель Тома очень на это надеялся: ему и самому хотелось пообщаться с Мелани
— хотя бы раз, просто чтобы можно было потом сказать, что он с ней знаком.
— Может быть. Если отважусь после такого конфуза.
— Ну уж ты как-нибудь. Она того стоит. Ведь другого
такого случая свести знакомство со звездой тебе не представится.
— В ней нет ничего звездного. Совсем обычная, —
заметил Том. Именно это в Мелани его и подкупало, а уж потом ее доброта и ум.
Впрочем, трудолюбие тоже.
— Поэтому не хнычь, что чувствуешь себя болваном. Лучше
сходи к ней.
— Да, может быть, — неуверенно отозвался Том и
стал помешивать суп. Интересно, придет она обедать или нет?
Эверетт вернулся из похода в Пасифик-Хейтс к концу дня. Ему
удалось сфотографировать, как спасатели вытаскивают женщину из-под обломков
дома. Она лишилась ноги, но осталась жива. Сцена ее вызволения была настолько
трогательной, что даже у Эверетта навернулись на глаза слезы. Последние
несколько дней оказались очень тяжелыми. Несмотря на богатый опыт пребывания в
горячих точках, Эверетту в лагере довелось увидеть такое, что глубоко тронуло
его сердце. Об этом он и говорил с Мэгги, когда они сидели на улице во время
первого за долгие часы перерыва. Мелани осталась в помещении и после объявления
по громкоговорителю раздавала больным инсулин и шприцы.
— А знаете, — улыбнулся Эверетт, — мне здесь
нравится. Даже жаль будет возвращаться в Лос-Анджелес.
— А мне так всегда здесь нравилось, — спокойно
отозвалась Мэгги. — Я сразу же, как только попала сюда из Чикаго,
влюбилась в этот город. Приехала сюда, чтобы вступить в орден кармелитов, а
оказалась в другом. Я полюбила работать на улицах.
— Вы просто вторая мать Тереза, — поддразнил ее
Эверетт, не зная, что Мэгги с ней часто сравнивали. У Мэгги с матерью Терезой
было много общего — смирение, неиссякаемая энергия и безграничное сострадание к
ближнему. Все это являлось следствием ее непоколебимой веры и свойственной ее
натуре доброты. Она, казалось, излучала свет.
— С кармелитами мне было бы, пожалуй, слишком скучно:
чересчур много молитв и мало дел. Наш орден мне больше подходит, —
заключила Мэгги с умиротворенным выражением на лице.
Они сидели, попивая воду. На улице вновь не по сезону
потеплело. Так же было и перед землетрясением — не по сезону тепло. Никогда в
Сан-Франциско не сличалось такой жары, как в этом году. Предвечернее теплое
солнце ласкало лица.
— Вам никогда не хотелось послать все к черту,
усомнившись в своем призвании? Вы никогда не подвергали сомнению свое
призвание? — с интересом спросил Эверетт. Они с Мэгги подружились. Она
совершенно его очаровала.
— С чего бы это? — удивилась она.
— Ведь такое случается со многими. В определенный
момент мы начинаем размышлять о своей жизни, о выбранном нами пути. Со мной,
например, частенько такое бывало, — признался Эверетт, и Мэгги понимающе
кивнула.
— Перед вами стоял более сложный выбор, — мягко
сказала она. — Женитьба в восемнадцать, затем развод, расставание с сыном,
отъезд из Монтаны, профессия, которая для вас тоже больше чем работа, можно
сказать, жизненное призвание. А следовать призванию — значит, принести в жертву
личную жизнь. Потом вам пришлось бросить работу, бороться с алкогольной
зависимостью. Все это очень непростые решения, их, наверное, трудно было
реализовать. Мне намного проще. Я иду туда, куда меня посылают. Послушание. Оно
значительно облегчает жизнь. — Голос Мэгги звучал спокойно и уверенно.
— Неужели все так просто? Неужели вы всегда соглашались
с теми, кто поставлен руководить вами, и вам никогда не хотелось поступить
по-своему?
— Мной руководит Бог, — ответила Мэгги. — Я
тружусь, прежде всего, для Него. И отвечая на ваш вопрос, скажу «да», —
продолжила она. — Иногда мысли и дела, например, матери-настоятельницы или
там епископа мне кажутся глупыми, иногда недальновидными или чрезмерно
устаревшими. Но сейчас мне практически предоставили свободу действий. Они знают,
что им не придется за меня краснеть, а я стараюсь не слишком критиковать
политику городских властей. В противном случае все очень расстраиваются,
особенно когда я права, — улыбнулась Мэгги.
