— А вас не угнетает отсутствие личной жизни? — У
Эверетта это никак не укладывалось в голове. Он был слишком независимым
человеком, чтобы жить в послушании и покорности кому бы то ни было, тем более
церкви или стоящим у се руководства духовным отцам. А именно это составляло
суть существования Мэгги.
— Так ведь это и есть моя личная жизнь. Меня она вполне
устраивает. Независимо от того, где я работаю, здесь, в Пресидио, или в
Тендерлойне с проститутками и наркоманами. Я здесь, чтобы помогать им во имя
Господа нашего. Это что-то вроде службы в армии на благо страны. Я выполняю приказы.
Мне не приходится самой выдумывать правила.
Эверетт всегда вступал в конфликт с законами и начальством,
что и явилось причиной его запоев. Пьянство стало для него способом не играть
по чужим правилам, избегать довлеющего над ним прессинга, который он ощущал на
себе, когда другие указывали ему, что делать. Мэгги в этом отношении была куда
более покладистой, чем он. Даже теперь, когда Эверетт не пил, начальство
раздражало его, хотя сейчас он стал все же более терпимым. Возможно, это пришло
к нему с годами, а может, причина в том, что он был в завязке.
— Вас послушать, так все легко и просто, —
вздохнул Эверетт, допивая воду.
Он внимательно посмотрел на Мэгги. Она была привлекательной
женщиной, но умела держать дистанцию, старательно скрывая от окружающих свою
женственность. Их с Эвереттом разделяла глухая стена, которую Мэгги никому не
позволила бы разрушить. Эта стена охраняла ее надежнее, чем все монашеские
облачения, которые она не носила. Она всегда помнила о данном ею обете, не
важно — помнили ли об этом другие.
— Все действительно просто, Эверетт, — подтвердила
Мэгги. — Я получаю указания от нашего Отца и выполняю то, что должна, что
в настоящий момент представляется правильным. Я здесь, чтобы служить, а не
руководить или учить других жизни. Это не мое дело.
— И не мое тоже, — медленно проговорил
Эверетт, — но у меня почти по всем вопросам есть свои твердые убеждения.
Разве вам не хочется иметь свой дом, семью, мужа, детей? — спросил он.
Мэгги отрицательно покачала толовой:
— Я об этом никогда не задумывалась. Мне никогда не
казалось, что в этом мое предназначение. Если б я вышла замуж и родила детей,
то заботилась бы только о них. А я хотела заботиться о многих. — Мэгги
производила впечатление абсолютно довольного всем человека.
— Разве вы не желаете большего? Для себя лично?
— Нет, — улыбнулась Мэгги, — не желаю. Мне
моя жизнь кажется замечательной. Это и есть призвание, Я создана для этой
жизни. Это все равно, что быть избранной для какой-то особой цели. Это честь.
Вам, я знаю, это кажется жертвой с моей стороны, но это не так. Я ни от чего не
отказывалась. Я получила даже больше того, на что когда-либо могла рассчитывать
и о чем мечтала. Другого и желать нельзя.
— Счастливица, — вздохнул Эверетт. Ему стало
немного грустно. Мэгги действительно говорила искренне, она действительно
ничего не хотела иметь более того, что имела. При полном отсутствии желания
двигаться вперед и добиваться большего она была совершенно счастлива и
самодостаточна, посвятив свою жизнь Богу. — А вот мне всегда хочется того,
чего я никогда не имел. Пытаюсь себе представить, каково это — делить жизнь с
другим человеком, иметь семью, растить детей. Ведь своего единственного сына я
не знаю. С возрастом одиночество становится все менее привлекательным.
Начинаешь казаться себе пустым эгоистом. Если с тобой рядом нет близкого
человека, который смог бы разделить с тобой горе и радость, то зачем тогда все
это? И что потом? Смерть в одиночестве? У меня на личную жизнь никогда не
хватало времени — работал военным журналистом. Или просто боялся
ответственности после того, как еще совсем зеленым юнцом меня на аркане
потащили под венец. Гибель от шальной пули тогда пугала меньше, —
удрученно признался Эверетт.
Мэгги ласково дотронулась до его руки.
— Вам нужно разыскать сына. Быть может, вы ему нужны,
Эверетт. Ваша встреча может стать для него приятным сюрпризом, а он, в свою
очередь, заполнил бы пустоту в вашей жизни. — Мэгги чувствовала, как
страдает Эверетт от одиночества. Чем жить в ожидании безрадостного будущего,
думала она, уж лучше ему попытаться разыскать сына и наладить с ним отношения.
— Может, вы и правы, — задумчиво отозвался он, но
тему переменил. Что-то в ее идее связаться с сыном его смущало. Слишком уж
много душевных сил требовал такой поступок. Ведь он так давно не видел Чеда. Тот,
вероятно, ненавидит его. Тогда Эверетту самому был всего двадцать один, и
возложенная на его плечи ответственность оказалась не по силам. Поэтому-то он и
сорвался с места, уехал и следующие двадцать шесть лет пил. Алименты он,
правда, платил исправно, пока сыну не исполнилось восемнадцать. Но с тех пор
прошло еще двенадцать лет.
— Мне не хватает собраний, — сказал он. — Я
всегда, когда не хожу на собрания «Анонимных алкоголиков», чувствую себя
паршиво. Вообще я стараюсь посещать их по два раза в день. Бывает, и
чаще. — Собраний не было уже три дня. Все замерло в разрушенном городе. Он
мог бы попытаться организовать встречи и сам, но ничего для этого не сделал.
— По-моему, вы могли бы устроить собрание здесь, —
предложила ему Мэгги. — Мы пробудем тут по меньшей мере неделю, а то и
больше. Для вас и многих таких же, как вы, это слишком большой срок. Здесь так
много народу, что, готова поспорить, ваша инициатива получит живой отклик.
— Возможно, — улыбнулся Эверетт. Мэгги умела
поднять в нем дух. — Я, кажется, люблю вас, Мэгги… по-братски, —
спокойно сказал Эверетт. — Я никогда еще не встречал такого человека, как
вы. Вы мне как сестра, которой у меня никогда не было и о которой я всегда
мечтал.
— Благодарю вас. — Мэгги с улыбкой
поднялась. — А вы мне немного напоминаете одного из моих братьев. Того,
кто был священником. По-моему, вам стоит подумать об этом, — поддразнила
его Мэгги. — Вам есть чем поделиться с другими. Только представьте себе,
сколько всего вы услышите на исповеди!
— Да Боже сохрани! Ни за что на свете, даже этим вы
меня не прельстите! — воскликнул Эверетт.
Оставив Мэгги в лазарете, он зашел в администрацию лагеря к
одному из волонтеров из Красного Креста. Затем вернулся в свой ангар и написал
вывеску: «Друзья Билла В.». Членам организации «Анонимные алкоголики» не надо
объяснять, что это значит. Имя основателя организации было шифром, означающим
собрание «Анонимных алкоголиков». В теплую погоду его можно было провести даже
на улице, свернув немного в сторону от любопытных глаз. Во время прогулок по
лагерю Эверетт обнаружил маленькую уютную рощицу — вполне подходящее место.
Администратор лагеря пообещал ему на следующее утро объявить о собрании по
громкоговорителю. Землетрясение свело сюда тысячи людей с их судьбами и
проблемами. Пресидио становился городом в городе. Мэгги в очередной раз
оказалась права: решив организовать собрание «Анонимных алкоголиков» в лагере,
Эверетт сразу почувствовал облегчение и снова подумал о Мэгги и ее благотворном
воздействии на него. В его глазах она была не просто женщиной или монахиней —
казалось, он встретил фею.
