Глава 7
На следующий день Том, стесняясь и робея, опять отправился в
лазарет к Мелани, но увидел ее направлявшейся с охапкой белья в ангар, где
находились газовые стиральные машины. Неожиданно встретив Тома, Мелани чуть не
споткнулась. Извиняясь за свою вчерашнюю глупость, Том помог ей загрузить белье
в машину.
— Прости, Мелани. На самом деле я вовсе не такой идиот.
Просто до меня не сразу дошло — не ожидал встретить тебя здесь.
Мелани улыбнулась. Ее нисколько не смущало то, что Том ее
вчера не узнал. Наоборот, она была довольна.
— Я здесь в четверг выступала на благотворительном
вечере.
— Мне очень нравятся твои песни и твой голос. Понятно,
что твое лицо показалось мне знакомым, — рассмеялся он, наконец осмелев. —
А я-то думал, что видел тебя в Беркли.
— Как бы мне этого хотелось! — Они вышли на
улицу. — Я даже рада, что ты меня не узнал. Не представляешь, как
раздражает, когда вокруг поднимается вся эта угодливо-подхалимская
суета, — призналась Мелани.
— Еще бы! — Они вернулись на центральный двор и,
налив себе в бутылки воды из цистерны, что стояла на тележке, присели на
бревнышко поболтать. Было замечательно: вдали над поблескивавшими в солнечных
лучах водами залива виднелся мост «Золотые Ворота». — А тебе нравится твоя
работа?
— Иногда. А иногда становится тошно. Очень уж мать на
меня давит. Знаю, мне бы ей спасибо сказать. Ведь это благодаря ей я добилась
успеха. Она постоянно об этом твердит. Но ей все это нужно гораздо больше, чем
мне. Я просто люблю петь, люблю музыку. Честно говоря, и выступать, и
гастролировать бывает весело. А иногда от этого страшно устаешь. Но ничего не
поделаешь, приходится выкладываться, иначе за это лучше вообще не браться. Тут
вполсилы работать нельзя.
— А ты когда-нибудь делала перерыв?
Мелани отрицательно покачала головой и рассмеялась, зная, до
чего по-детски прозвучат ее слова.
— Мне мама не разрешит. Скажет, что это
профессиональное самоубийство, что в моем возрасте перерывов не делают. Я
хотела поступить в колледж, но с моей работой учиться невозможно. Первый успех
пришел ко мне в начале средней школы. И я бросила учебу, стала заниматься с
репетиторами и получила аттестат экстерном. Мне в детстве очень хотелось ходить
в садик, честное слово, но меня туда не отдали. — Эти слова Мелани даже
для ее слуха звучали как сказки «Бедной богатой девочки». Но Том отнесся к ней
с пониманием и сразу почувствовал тот прессинг, под которым жила Мелани. В ее
словах он не усмотрел ничего забавного, что бы ни думали на этот счет остальные.
Мелани была печальна, словно лучшие годы ее юности прошли мимо. А разве на
самом деле это не так? Том от всей души пожалел Мелани.
— Мне бы хотелось как-нибудь прийти на твой
концерт, — задумчиво проговорил он. — То есть теперь, когда мы с
тобой знакомы.
— В июне я выступаю в Лос-Анджелесе. А потом еду на
гастроли, сначала в Лас-Вегас, затем по стране. Июль, август и часть сентября.
Может, у тебя получится приехать в июне? — Эта идея понравилась обоим,
хотя они были едва знакомы.
Они пошли к лазарету. Том проводил Мелани до дверей,
пообещав заглянуть к ней как-нибудь еще. Он не поинтересовался, есть ли у нее
парень, а сама Мелани забыла сказать ему о Джейке. С тех пор как они поселились
в лагере, Джейк стал ей неприятен своим нытьем — постоянно хотел домой.
Остальным восьмидесяти тысячам этого тоже хотелось, однако все как-то мирились
с ситуацией. Ведь не выбрали же в самом деле его одного, чтобы досадить. Мелани
даже пожаловалась на него Эшли накануне вечером: Джейк ведет себя как ребенок,
и она с ним уже устала нянчиться. До чего ж он все-таки эгоистичный и
инфантильный! Но сейчас по дороге в лазарет, к Мэгги, она напрочь забыла и о
нем, и даже о Томе.
Организованное Эвереттом собрание «Анонимных алкоголиков»
имело огромный успех. Он был потрясен: на встречу, обрадованные представившейся
им возможностью, пришли почти сто человек. Вывеска «Друзья Билла В.» привлекла
к себе внимание посвященных, а из утреннего объявления по громкоговорителю они
узнали, где состоится встреча. Собрание с многочисленными выступлениями
продлилось два часа. Эверетт, шагая в лазарет и намереваясь поделиться радостью
с Мэгги, чувствовал себя совершенно другим человеком. А у нее был усталый вид.
— Вы оказались правы! Все прошло просто
великолепно! — Глаза Эверетта радостно горели, когда он рассказывал,
сколько людей явилось на собрание. Мэгги за него порадовалась. Целый час, пока
длилось затишье, Эверетт просидел в лазарете. Мэгги отправила Мелани отдыхать,
а сама осталась с Эвереттом.
В конце концов они вместе ушли из больницы, отметившись на
выходе. Эверетт проводил ее до здания, где размещались волонтеры от различных
христианских церквей, братств и монашеских орденов. Были здесь также несколько
раввинов и буддистов в оранжевых одеждах. Эверетт с Мэгги просидели на
ступеньке перед входом и пока беседовали, все время кто-то входил и выходил из
здания. Мэгги нравилось говорить с Эвереттом, который после собрания
почувствовал новый прилив сил.
— Спасибо вам, Мэгги! — Эверетт поднялся,
собираясь уйти. — Вы настоящий друг.
— Вы тоже, Эверетт, — улыбнулась Мэгги. —
Рада, что у вас все получилось.
Она заволновалась при мысли, что было бы, если б никто не
пришел. Но собравшиеся сегодня договорились встречаться каждый день в тот же
час, и Мэгги предчувствовала, что затея Эверетта будет иметь успех. Люди жили в
постоянном напряжении, впрочем, как и она сама. Священники в их здании каждое
утро проводили богослужения, заряжавшие Мэгги положительной энергией на весь
день, точно так же как собрание «Анонимных алкоголиков» — Эверетта. Мэгги каждый
вечер перед сном посвящала молитве, несмотря на тяжелую работу, которая
забирала у нее все силы.
— До завтра, — попрощался Эверетт и ушел.
Мэгги вошла в здание. По освещенной фонарями на батарейках
лестнице поднялась наверх. Входя в комнату, которую она делила с шестью
монахинями-волонтерами, она думала об Эверетте. Впервые за долгие годы она
почувствовала некое отчуждение от других монахинь. Одна из них вот уже два дня
сокрушалась, что осталась без монашеского облачения: в монастыре из-за утечки
газа начался пожар, и монахини, спасаясь, прибыли в Пресидио в одних ночных
халатах и тапочках. Женщина, по ее словам, чувствовала себя без облачения
голой. Мэгги терпеть не могла монашеские одежды и надела их на
благотворительный вечер лишь потому, что не имела платья и вообще ничего
другого, кроме того, в чем работала на улицах.
Мэгги не могла бы объяснить, почему чувствует себя так,
почему другие монахини стали казаться ей какими-то недалекими. Она вспомнила,
как уверяла Эверетта, что ей нравится быть монахиней. Ей действительно
нравилось, но при этом многие служители Бога — и монахи, и даже священники ее
раздражали. Иногда удавалось от этого отвлечься. Ведь с ней были Бог и ее
подопечные, заблудшие души. Особую неприязнь представители духовного сословия
вызывали у нее, когда, ничего не желая вокруг себя видеть, они считали свой
жизненный выбор единственно правильным и предпочтительным для всех.