— Оно уже осложнилось, — небрежно бросила
мать. — Отек никак не спадает. Ты говорила об этом доктору? Ты даже на
высоких каблуках ходить не в состоянии.
Мелани робко посмотрела на нее:
— Нет. Забыла.
— Называется взрослая! Ведь тебе двадцать лет, —
сказала Дженет. В некотором отношении Мелани оставалась сушим ребенком. Именно
это придавало ей особый шарм. Кроме того, ее постоянно окружала толпа людей,
призванных решать за нее все проблемы. Но что касается характера и работы,
Мелани ощущала себя старше своих лет — этому способствовали годы тяжелого труда
и железной дисциплины. Она была и светской женщиной и очаровательным ребенком.
Но мать постоянно убеждала ее, что она совсем еще несмышленая кроха. И это
помогало Дженет до поры сохранять власть над дочерью. Но Мелани все равно
взрослела и постепенно становилась самостоятельной женщиной.
Она вплотную занялась ногой — ходила на физиотерапию, делала
все предписанные ей упражнения, ванночки на ночь. Стало лучше, однако надевать
туфли на платформе или высоких каблуках она остерегалась, а когда приходилось
подолгу стоять на репетициях, нога начинала болеть, напоминая, каких
неимоверных усилий и жертв стоит ей звездный статус. Деньги, слава и весь этот
внешний блеск даются нелегко. Все лето пришлось выступать с тяжелой травмой,
выходить по вечерам на сцену, переезжать с одного места на другое и при этом
делать вид, будто все у нее прекрасно или хотя бы нормально. На самом деле все было
далеко не так. Как-то ночью она размышляла обо всем этом, лежала в постели без
сна — так болела нога. А утром сделала звонок. С тех пор как она покинула
Пресидио, бумажка с номером телефона все время лежала у нее в кошельке. Мелани
договорилась о встрече на следующий день и, никому ничего не сказав, поехала
одна.
Человек, с которым она договорилась о встрече, был
невысоким, лысым, полным мужчиной с добрыми глазами. Такие глаза она видела
только у Мэгги. Разговор оказался долгим. И когда Мелани возвращалась домой в
Голливуд, не могла сдержать слез. Однако это были благодатные слезы, слезы
любви, радости и облегчения. Она почувствовала, что пришло время найти ответы
на свои вопросы и его предложения нашли у нее душевный отклик. Расспросы этого
человека о ее жизни заставили Мелани серьезно задуматься. В тот день она
приняла решение. Она не знала, получится ли у нее то, что она задумала, но дала
слово и ему, и себе попытаться.
— Что случилось, Мел? — спросил Том, заехавший за
ней вечером. Они собирались поужинать в японском ресторане, который обоим
нравился. Там было тихо, уютно и вкусно кормили. Там было по-японски спокойно.
Мелани, посмотрев на Тома через стол, улыбнулась:
— Нет, по-моему, все именно так, как надо.
И она рассказала о встрече с отцом Каллаханом. Мелани как-то
упомянула Мэгги о своем желании вступить в ряды волонтеров, и та дала ей его
телефон. Отец Каллахан курировал два сиротских приюта в Лос-Анджелесе и
возглавлял миссию в Мексике, так что бывал в Лос-Анджелесе лишь от случая к
случаю, и Мелани крупно повезло застать его. Он уезжал на следующий день.
Мелани рассказала Тому о работе отца Каллахана. Основное
свое внимание он обращал на детей, брошенных родителями. Он вызволял девочек из
публичных домов, работал с мальчиками — семи-восьмилетними торговцами
наркотиков. Давал им кров, пропитание, окружал любовью, и их жизнь менялась к
лучшему. Кроме того, отец Каллахан возглавлял приют для пострадавших от насилия
женщин и помогал строить клинику для больных СПИДом. Он работал и в
Лос-Анджелесе, но его истинной любовью была работа в Мексике. Он занимался
благотворительностью более тридцати лет. Мелани спросила, чем может помочь. Ей
хотелось работать в Лос-Анджелесе. Скорее всего отец Каллахан попросит у нее
денег в пользу мексиканской миссии. Но он улыбнулся и пригласил ее туда
приехать. По словам отца Каллахана, это могло пойти ей на пользу. Эта поездка
могла бы помочь ей во многом разобраться. Мелани призналась, что у нее в жизни
есть все: успех, слава, деньги, верные друзья, любящие ее фанаты, мать, которая
ради нее готова в лепешку разбиться, независимо оттого, нужно это самой Мелани
или нет, и парень, который надышаться на нее не может, очень достойный человек,
которого она любит.
— Так почему же у меня нет счастья? — спросила она
священника, заливаясь слезами. — Иногда я ненавижу то, что делаю. Мне
кажется, будто я принадлежу всем, кроме себя, и существую лишь для того, чтобы
выполнять чужие желания. А проклятая нога болит уже три месяца. Я работала с
травмой все лето, но и теперь нет никакого улучшения. Мама с ума сходит, потому
что я не могу носить каблуки на сцене, говорит, что без них у меня никакого
виду.
Все ее мысли, давно роившиеся в голове, вдруг посыпались,
словно кубики из кузова игрушечного самосвала. Мелани не могла найти выход, не
могла побороть свое беспокойство. Священник протянул ей пару носовых платков,
Мелани высморкалась.
— А чего вы хотите сами, Мелани? — ласково спросил
отец Каллахан. — Оставьте то, чего от вас ждут другие — ваша мама, ваш
агент, ваш друг. Скажите, чего хочет Мелани?
— Я хочу со временем стать медсестрой! — выпалила
Мелани. Слова сами сорвались с ее языка.
— Я вот мечтал стать пожарным, а стал священником.
Порой наша жизнь идет вразрез с нашими планами.
Отец Каллахан рассказал, что прежде чем стать священником,
учился на архитектора, и это, кстати, ему очень пригодилось при строительстве
домов в мексиканских деревнях. Он не стал упоминать о своей степени в
клинической психологии. Познания в этой области часто оказывались ему полезны.
Например, сейчас, в разговоре с Мелани. Отец Каллахан был францисканцем, и
уставное требование в полной мере соответствовало избранной им стезе, но сейчас
он подумывал о смене ордена. Хотел стать иезуитом. Ему импонировал их
интеллектуализм. Он обожал подискутировать с ними, и всякий раз, как
представлялась такая возможность, пользовался ею.
— Вы сделали блестящую карьеру, Мелани. Вам многое
дано. Вы очень талантливы, и у меня такое чувство, что вы любите свое дело, по
крайней мере когда не выступаете с переломом ноги и вас не эксплуатируют.
Мелани в каком-то смысле ничем не отличалась от девочек,
которых отцу Каллахану приходилось вытаскивать из мексиканских борделей. Ее,
как и их, постоянно использовали. Просто ей платили больше и одежда была
дороже. Отец Каллахан понял, что все, в том числе и мать, старались выжать из
нее все возможное. Но силы Мелани, особенно после этих гастролей, стали
иссякать. Сейчас ей хотелось одного — сбежать куда-нибудь, спрятаться от всех.
Она мечтала помогать другим, делать то, что она делала в Пресидио. Это время
для нее было временем преображения и прозрения. И после этого пришлось
возвращаться к привычной жизни.
— А что, если вам совместить и то, и другое? Заниматься
любимым делом так, чтобы оно не поглощало все ваше время, а может, даже мечты.
Вероятно, вам следует подумать, как освободиться от постороннего контроля.
Подумайте об этом. И найдите время, чтобы помогать другим, тем, кто
действительно нуждается в помощи, как, например, те жертвы землетрясения,
которым вы помогали с сестрой Мэгги. Может, тогда все в вашей жизни придет в
равновесие. Вам есть чем поделиться с другими, Мелани. Вы просто не поверите,
увидев, что получите взамен.
