— Ты расторгла договоры, не спросив меня?
Мелани видела: собираются тучи.
— Я не хотела тебя беспокоить. Врач сказал, что ногу
нужно поберечь.
— Это Том все придумал? — Мать свирепо смотрела на
нее, пытаясь понять, чье тлетворное влияние заставило Мелани отменить две
договоренности, не посоветовавшись с ней. Она нутром чуяла чью-то силу,
бесцеремонно вмешавшуюся в их жизнь.
— Да нет. Это мое решение. Устала после гастролей. Мне
не хотелось выступать на благотворительном мероприятии, а дать интервью «Тин
Вог» я всегда успею. Они все время меня приглашают.
— Дело не в этом, Мелани, — сказала мать,
приближаясь к кровати и бешено вращая глазами. — Ты не имеешь права
расторгать договор. Этим занимаюсь я. И тебе нельзя исчезать, потому что ты,
видите ли, устала. Твое лицо должны видеть.
— Мое лицо на миллионах компакт-дисков, мама. Никто
меня не забудет, если я на несколько недель уеду или не выступлю на
благотворительном мероприятии. Мне нужно личное время.
— Это что еще такое? Вижу, без Тома тут не обошлось.
Нутром чувствую. Он, конечно, хочет, чтобы ты целиком и полностью принадлежала
только ему. Ревнует тебя. Он не понимает, как, кстати, и ты тоже, что значит
достичь вершин карьеры, да еще и удержаться там. Нельзя только разлеживаться на
кровати, трахаться, без конца таращиться в телевизор или сидеть, уткнувшись
носом в книжки. Тебе нужно светиться, Мел. Не знаю, где ты собиралась провести
эти несколько недель, но теперь тебе придется все отменить. Когда я решу, что
тебе нужно уехать, я об этом скажу. Все у тебя в порядке, вставай сейчас же и
прекрати кукситься из-за своей лодыжки. Ведь это в конце концов всего лишь
трещинка. И прошло уже почти четыре месяца. Шевелись, Мел! Я позвоню в «Тин
Вог» и снова договорюсь об интервью. О благотворительном мероприятии не говорю
— не хочу портить отношения с Шерон. Но ты впредь не смей никогда и ничего
отменять сама! Ты меня слышишь? — Дженет тряслась от злости, а Мелани от
страха. Слушать мать было невыносимо, Дженет считала, что дочь — ее
собственность, пусть даже все, что она делала, диктовалось ее лучшими
побуждениями. И Мелани знала, что если сейчас не восстанет против материнского
контроля, он погубит ей жизнь.
— Слышу, — тихо ответила она, — Жаль, что ты
так близко к сердцу это приняла. Но мне это нужно. — Она набрала в грудь
побольше воздуха и выпалила: — Я уезжаю в Мексику и вернусь только после дня
благодарения! Улетаю в понедельник, — скрепя сердце сказала Мелани.
Скандал разразился невиданный, хотя стычки у них случались и
раньше, особенно в тех случаях, когда Мелани делала робкие попытки принять
самостоятельное решение.
— Ты рехнулась! У тебя время до последней минуты
расписано, контрактов на миллион. Никуда ты не поедешь без моего разрешения!
Даже не смей говорить, для чего ты едешь. И не будем забывать, кто помог тебе
добиться славы.
Эти слова матери стали последней каплей. Они больно ударили
Мелани. В первый раз она так упрямо отстаивала свои права. Хотелось заползти
под одеяло и заплакать, но она не сделала этого. Она твердо стояла на своем,
зная, что не должна уступать, что ничего плохого в ее намерениях нет.
Нельзя допустить, чтобы мать посеяла в ее душе чувство вины
за желание отдохнуть от работы.
— Я расторгла все контракты, мама, — призналась
Мелани.
— Кто?
— Я. — Мелани не хотела навлекать беду на головы
агента и менеджера, а потому все взяла на себя, тем более что они действовали
по ее просьбе. — Мне необходимо уехать. Жаль, что тебя это так
расстраивает, но для меня это важно.
— Кто с тобой едет? — Дженет все еще пыталась
найти виноватого, того, кто украл у нее власть над дочерью. Хотя на самом деле
это сделало время. Мелани наконец выросла и сама захотела распоряжаться
собственной жизнью. Она долго к этому шла. И любовь Тома, возможно, ей помогла.
— Никто. Я одна. Собираюсь работать в католической
миссии, где заботятся о детях. Хочу этим заниматься. Когда вернусь, обещаю,
буду работать как лошадь. Но пока позволь мне уехать и не сходи с ума.
— Я с ума не схожу! Это ты сходишь с ума! —
закричала Дженет. Мелани за все время разговора ни разу не повысила
голоса. — Хорошо, если уж тебе так неймется, можешь несколько дней там
поработать, а мы привлечем к этому внимание прессы, — с зародившейся
надеждой предложила она, — но жить в Мексике три месяца ты не можешь.
Мелани, Господи Боже мой, о чем ты только думала? — И тут ее
осенило. — Слушай, а не эта ли, случайно, монахиня-коротышка из
Сан-Франциско тебя надоумила? Я тогда сразу сообразила, что эта тихоня так и
норовит исподтишка напакостить. Держись от нее подальше, Мелани. Теперь она, наверное,
мечтает затащить тебя в монастырь. Скажи ей, что пусть она на это не
рассчитывает, то только через мой труп!
При упоминании о Мэгги, пусть даже сделанном в грубых
выражениях, Мелани улыбнулась:
— Нет, я здесь встречалась с одним священником. —
Она не стала говорить, что нашла его через Мэгги. — Он возглавляет ту
миссию в Мексике. Мне хочется туда съездить, отрешиться от всего. Потом я
вернусь и буду работать, сколько скажешь. Обещаю.
— Тебя послушать, так впору решить, будто я на тебе
воду вожу, — сказала мать и разразилась рыданиями. Она села на кровать
рядом с дочерью, и Мелани обняла ее.
— Я люблю тебя, мама. И благодарна тебе за все, что ты
для меня сделала. Просто мне сейчас этого мало.
— Это все землетрясение, — проговорила Дженет,
захлебываясь слезами. — У тебя посттравматический стресс. Господи, какую
историю можно было бы напечатать в «Пипл»!
При этих словах Мелани не удержалась от смеха. Мать
представляла карикатуру на саму себя. Она, по сути, была неплохой женщиной, но
постоянно ломала голову над тем, как сделать Мелани еще более популярной и
любимой публикой. Мелани и так уже получила почти все, что хотела, но мать
никак не успокаивалась, продолжая вмешиваться в жизнь дочери.
— Мама, тебе тоже стоит куда-нибудь съездить. Ну в
какой-нибудь спа, например. А может, в Лондон с друзьями или в Париж. Нельзя
все время думать только обо мне. Это ненормально и не нужно ни для тебя, ни для
меня.
— Я ведь тебя люблю, — всхлипывала Дженет. —
Ты даже не знаешь, чем я ради тебя пожертвовала. Я бы могла сделать карьеру, но
я бросила ее к твоим ногам… Я всегда делала только то, что будет лучше для
тебя. — Это было началом приблизительно двухчасового монолога, который
Мелани слышала множество раз, а сейчас попыталась пресечь.
— Знаю, мама. Я тебя тоже люблю. Только позволь мне
сделать это. А уж потом я буду послушной, обещаю. Но ты должна все же позволить
мне самой решать свои проблемы. Я уже не ребенок. Мне двадцать лет.
— Ты самый настоящий ребенок! — запальчиво
ответила Дженет, почуяв смертельную опасность.
— Я взрослая! — твердо заявила Мелани.
