Вопрос заключается в другом: сможет ли он прожить остаток жизни с ней?
Глава 17
— Выглядишь ты ужасно, — сообщила Жюль, глядя на сестру поверх чайной чашки.
Элизабет прошлась по комнате:
— Я и чувствую себя ужасно.
— Даже не помню, чтобы видела тебя такой.
— А я не помню, чтобы чувствовала себя так плохо. — Элизабет остановилась. — Ну и насколько скверный у меня вид?
— Такой, будто тебя волочили за каретой по улицам Лондона. — Жюль придирчиво оглядела сестру. — По самым жутким улицам.
— Хуже некуда, — пробормотала Лиззи, оглядывая свое платье, и поморщилась.
Она чувствовала себя не в своей тарелке. Вид у нее, конечно, оставлял желать лучшего, что и говорить. Утром она не стала дожидаться горничной и оделась сама, как пришлось. И вообще слово «утром» было не совсем уместно, ибо Лиззи не спала всю ночь, и тьма как-то незаметно перешла в рассвет. Она не ложилась в постель, бродила по дому или глядела из окон на дом Николаса. Заметила, что свет в библиотеке горел еще долго после того, как начало светать. Гадала, расстроен ли он в той же степени, как и она. Несколько раз подходила к двери, готовая отправиться к Николасу и попытаться уладить размолвку между ними. Ее останавливало лишь то, что она не могла придумать, как лучше это сделать.
— Я такая дура. — Лиззи обхватила себя руками за плечи и возобновила свое хождение. — Он совершенно прав. Во всем.
— Ничего подобного. Элизабет повернулась к сестре:
— Ты не считаешь, что он прав? Насчет Чарлза и меня и вообще всего.
— О нет, я определенно считаю, что он прав. С точки зрения фактической его оценка просто блеск. Хотела бы я все это услышать собственными ушами и увидеть собственными глазами. Просто я думаю, что он такой же большой дурак, как ты.
— Что ты говоришь?
— Ладно. — Жюль усмехнулась. — Может, и не такой большой.
— Спасибо. Приятно знать, что мне обеспечена неизменная сестринская преданность.
— Преданность тут ни при чем. Тебе в данном случае обеспечена искренность твоей сестры. Я считаю вас обоих дураками. Полными и законченными идиотами. — Жюль решительным жестом поставила чашку на стол. — Он должен был хватать тебя и тащить к алтарю в ту же минуту, как ты согласилась выйти за него замуж.
— Это твое универсальное решение?
Конечно, и притом оно очень толковое. Мы уже сейчас могли бы поздравлять твоего нареченного и планировать свадьбу на Рождество. Я не знаю, какова теперь эта процедура, но папа, или лорд Торнкрофт, или даже сам Николас могли бы потолковать с нужным чиновником, даже подкупить кого-то, если понадобится. Уверена, что можно устроить так, чтобы свадьба состоялась в самый день Рождества.
— Знаешь, Жюль, я даже не подозревала, насколько ты романтична. В известной степени ты даже какой-то, я бы сказала, адский романтик, но романтик несомненный. К тому же ты чрезмерно оптимистична.
— Все мы, романтики, оптимистичны, — с пафосом проговорила Жюль. — Тем более что наступает время надежд и доброго расположения. Когда мы были еще совсем девочками, я говорила, что на Рождество во можно все. Я и сейчас в это верю.
— Рождество неотвратимо. Оно наступит через два дня независимо от того, что происходит в мире. — Элизабет уныло покачала головой. — Боюсь, что будущее в Николасом для меня невозможно.
— Да перестань ты, Лиззи. С меня хватит. — Жюль положила руки на стол, наклонилась и сказала наставительно: — Прекрати жалеть себя.
— Я и не жалею.
Жюль выразительно подняла брови.
— Ну хорошо. — Элизабет со вздохом опустилась Р кресло. — Да, мне немного жаль себя. Я никогда не чувствовала себя такой беспомощной. После смерти Чарлза я привыкла сама решать все возникающие затруднения. Ничто не ставило меня в тупик. Кроме того, что происходит теперь. Я просто не знаю, что мне делать.
— А что тебе хотелось бы сделать?
— Мне хотелось бы вдребезги расколотить весь этот его китайский фарфор. — В голосе Лиззи прозвучала смешливая нотка. — Предпочтительно о его голову.
— Это уже какой-то план действий.
— Может, и план, только совершенно бессмысленный и бесполезный. — Лиззи погрузилась в размышления, рассеянно проводя указательным пальцем по краю чашки. — Просто не понимаю, как это можно желать человека до потери сознания и одновременно жаждать его задушить.
Жюль расхохоталась.
— Я думаю, это называется любовью, — заметила она, отсмеявшись.
— Ничего себе любовь, — сердито возразила Лиззи. — К Чарлзу я ничего подобного не чувствовала.
— То была ненастоящая любовь.
— Что приводит нас все к той же отправной точке. — Элизабет сделала театральную паузу. — Я дура.
— Мы уже установили это. Пора решать, что с этим делать.
— Хороший вопрос. — Готовясь к ответу, Лиззи с необъяснимой дотошностью изучала цветочный узор на своей чашке. — Я решила пойти к нему, извиниться…
— О, я бы на твоем месте не извинялась.
— Почему?
— Ты была не права?
— Нет, но я вела себя не слишком вежливо.
— И он тоже, судя по тому, что ты мне рассказала. К тому же ему пора привыкнуть к твоей манере поведения. Ты вела себя не слишком приветливо, когда он вернулся в Лондон.
— Господи, да я просто мегера! — Элизабет закрыла лицо ладонями. — Как он может хотеть меня после всего этого?
Можно было бы усомниться в здравости его рассудка. Но он, видимо, любит тебя, несмотря на, так сказать, шероховатости в твоем характере. И я считаю, что это прекрасно с его стороны. — Жюль немного подумала. — Ты, мне помнится, говорила, что возложила на него вину за происшедшее в прошлом между вами.
— Да, да, так и было. — Элизабет подняла голову. — И с этим ничего не поделаешь.
— С этим и вправду ничего не поделаешь, — согласилась Жюль. — Но с Николасом можно кое-что поделать. — Жюль снова задумалась на минуту-другую. — На твоем месте я подождала бы до рождественского бала. Это дало бы тебе время на размышление. Кроме того, ваши отношения оборвались в свое время на рождественском балу, и было бы знаменательно, чтобы они на таком же балу и возобновились.
— Знаменательно? — Элизабет недовольно выпятила нижнюю губу. — Не знаю, насколько знаменательным это можно считать, но круг завершится, сомнений нет.
— Поговори с ним на балу.
— Я не хочу унижаться.
— Думаю, на известное унижение придется пойти вам обоим. Что ж, подожди, пока он пойдет на это первым.
— Николас не кажется мне человеком, который пойдет хотя бы на малое уничижение перед кем бы то ни было.
