Самое ужасное, что в конце своего опуса неугомонный журналист выразил благодарность господину Сперанскому, от которого, как выяснилось, он и узнал все эти сенсационные сведения. Автор статьи благодарил Сперанского за большую помощь в написании материала и предоставленные научные консультации.
– Да мне теперь не то что знакомым – мне Жульке стыдно в глаза посмотреть! – Старик взглянул на свою собачонку, которая ответила ему преданным взглядом и тявкнула, давая понять, что никакие статьи не могут повлиять на ее отношение к хозяину.
Старыгин заверил Сперанского, что не связан ни с какими средствами массовой информации, ни с какими газетами и журналами, не только бульварными, но даже вполне серьезными, и «Пляской смерти» интересуется исключительно по работе.
Аристарх Васильевич взглянул на него недоверчиво, но затем перевел взгляд на Агриппину, вспомнил, как она ему помогла, и несколько смягчился.
Он достал с полок несколько старинных фолиантов в переплете из потертой кожи и разложил их на рабочем столе.
– Вот, – проговорил он с гордостью. – Вряд ли вы еще где-то сможете найти такие уникальные материалы по этой теме!
Старыгин раскрыл первый том, нашел нужную страницу и принялся изучать гравюры, вооружившись лупой. При этом он снова вздыхал и жаловался, что ему очень не хватает той единственной и неповторимой лупы, которую у него конфисковали эстонские полицейские.
Однако через несколько минут он так увлекся изучением гравюры, что забыл про свою драгоценную лупу.
Агриппина заглянула через его плечо.
На пожелтевшей от времени странице располагался уже знакомый ей хоровод, в котором вперемешку с ухмыляющимися скелетами танцевали аристократы в пышных нарядах и скромно одетые простолюдины – рыцарь и купец, кардинал и нищий монах, принцесса и кухарка, богатый кутила и бедный землепашец…
– Зачем вам понадобилась эта гравюра? – спросила Агриппина Старыгина. – Ведь она ничем не отличается от той репродукции, которая есть у вас дома!
– Вот именно это я и хочу проверить! – отозвался Старыгин, не оборачиваясь. – Ведь та репродукция сделана перед войной, в тридцатые годы минувшего века, а эта гравюра – почти на пятьсот лет раньше. За пять веков очень многое могло измениться. И вообще не стойте у меня за спиной и не дышите в ухо. Не люблю.
– Тоже мне неженка! – обиженно фыркнула Агриппина и отошла.
– Вот, вот оно! – вдруг воскликнул Дмитрий Алексеевич, поворачиваясь. – Посмотрите!
– И не подумаю! – Агриппина обожгла его взглядом. – Вы меня только что отшили как… как любопытную собачонку, а теперь, видите ли, зовете… Ну уж нет!
– Ну как хотите… – безразличным голосом ответил Старыгин. – Если вам неинтересно…
Агриппина с непоследовательностью, свойственной всем женщинам, даже практикующим кардиохирургам, тут же подошла к столу и капризным тоном осведомилась:
– Ну, что вы там такое нашли?
– Вот, посмотрите! – Старыгин протянул ей лупу и показал на изображение знатной дамы в длинном платье из расшитой золотом парчи и двурогом головном уборе.
– Ну, эту даму я уже несколько раз видела! – пробормотала Агриппина, склоняясь над гравюрой. – Что вас на этот раз так заинтересовало?
– А вы посмотрите, что у нее в левой руке!
Агриппина поднесла лупу к пожелтевшему листу.
Гравюра была выполнена очень тщательно, каждая линия рисунка хорошо видна при сильном увеличении, и женщина разглядела в поднятой руке знатной дамы круглую коробочку с покрытой сложным узором крышкой.
– Но это очень похоже на…
– Совершенно верно! – подхватил ее Старыгин.
Он бросился к своей сумке, которую оставил возле книжного шкафа, и достал из нее коробку, которую они забрали у гардеробщика из ресторана. Поставив коробку на стол рядом с книгой, Старыгин достал из нее баночку румян.
Агриппина взглянула на нее, а затем – снова на гравюру.
Узор на крышке там и там в точности совпадал.
– Интересно! – проговорила она севшим от волнения голосом. – Что же, выходит, это та самая баночка, которая изображена на картине?
– Не уверен, что та же самая, вряд ли этой баночке румян пятьсот лет. Однако такое сходство не может быть случайным, в нем явно содержится какой-то тайный смысл…
Он перевернул страницу фолианта, нашел фрагмент гравюры, где был изображен алхимик.
И здесь при помощи лупы он разглядел на поясе средневекового ученого циркуль, который как две капли воды походил на циркуль из коробки.
Следующим персонажем был священник в скромном темном одеянии. В правой руке он держал крест – и этот крест являлся точной копией креста из коробки.
Агриппина заразилась его увлеченностью, она уже нетерпеливо искала в книге четвертую гравюру – ту, на которой был щегольски одетый молодой кутила.
Эта гравюра нашлась несколькими страницами дальше.
Тот же богатый щеголь в коротком, отороченном мехом плаще, в круглой шляпе, лихо сдвинутой на ухо, в узких штанах и изящных сапожках с длинными, загнутыми кверху носами.
Старыгин наклонился над книгой, поднес лупу к гравюре, чтобы разглядеть шпоры на сапожках щеголя… и через минуту недоуменно взглянул на Агриппину:
– Шпоры явно не те…
– Как не те? – переспросила женщина и в свою очередь вооружилась лупой.
Шпоры действительно были совсем другие. Вместо зубчатого колесика, которое лежало в коробке, они заканчивались полукруглым загнутым острием.
– Действительно не те… – протянула Агриппина разочарованно, возвращая Старыгину лупу. – И что же это значит?
– Если бы я знал! – Дмитрий Алексеевич недоуменно пожал плечами. – Одно могу сказать – эти четыре предмета так бережно хранили, так соблюдали предосторожности при их передаче, им придавали такое значение, что ничто не может быть случайным. Если шпоры на этой гравюре и на репродукции в моей книге разные, это несет какой-то скрытый смысл, за этим таится какая-то тайна…
– Тайна? Скрытый смысл? – раздраженно проговорил Сперанский, который до того молча наблюдал за своими гостями.
Старыгин не обратил внимания на его слова. Он достал свой мобильный телефон и снял на его камеру гравюру с молодым щеголем, а после, для порядка, – и остальные три гравюры.
– Так я и знал! – повысил голос Аристарх Васильевич. – Вы проникли ко мне обманом, выдали себя за серьезного специалиста, а сами рассуждаете о каких-то страшных тайнах и под шумок фотографируете гравюры из моей книги! Вы наверняка тоже работаете на какую-нибудь бульварную газетенку! Наверняка вы готовите очередную «сенсационную» статью!
– Уверяю вас, у меня и в мыслях не было… – попытался возразить ему Дмитрий Алексеевич, но Сперанский и слушать его не хотел. Он снова побагровел, губы его тряслись, он размахивал руками и теснил Старыгина к выходу.
