– Сколько это продолжалось?
– Полгода. Как только чувствовал, что подступило, я звонил Флосси. Это, так сказать, мадам. Сама доктор искусствоведения. И она присылала собеседницу. Понимаете?
Понимаю. Падок на умных баб. Бедный дурачок. Мне даже стало его жалко. Я подумал, что, наверное, на свете немало таких тронутых, которые пойдут на все ради коротенькой беседы с интеллигентной женщиной.
– Теперь она угрожает, что расскажет моей жене, – закончил он.
– Кто угрожает?
– Флосси. В мотеле были «жучки». Есть запись, как я говорю о «Бесплодной земле»,
[64]
о «Стилях радикальной воли»…
[65]
Признаюсь вам, я там правда наговорил. Они требуют десять штук или позвонят Карле. Кайзер, умоляю. Карла умрет, если узнает, что не удовлетворяла меня духовно.
Интеллигентши-вымогательницы. Старый трюк. Помнится, был слушок, что ребята из управления вышли на группировку интеллектуалок, но кто-то им помешал.
– Дайте-ка мне побеседовать с вашей Флосси.
– Что?
– Я берусь за это дело, Уорд. Правда, имейте в виду, у меня ставка пятьдесят долларов в день плюс накладные расходы. Вам придется поставить кучу пистонов.
– Я уверен, что десять кусков того стоят, – сказал он с довольной миной, потом пододвинул к себе телефон и набрал номер. Я забрал трубку и подмигнул. Он начинал мне нравиться.
Через мгновенье на том конце ответил нежнейший голосок, и, слово за слово, я рассказал все свои заветные мечты. «Говорят, ты могла бы устроить мне часок хорошей беседы», – закончил я.
– Конечно, киса. Чего бы тебе хотелось?
– Я бы потолковал о Мелвилле.
– «Моби Дик» или что-нибудь покороче?
– Есть разница?
– Цена. Только цена. За символизм надбавка.
– И во что это встанет?
– Пятьдесят. За «Моби Дика», думаю, сотня. А как ты относишься к сравнительному анализу? Мелвилл и Готорн, а? Как раз за сотенку сговоримся.
– Годится. – Я дал ей номер комнаты в «Плазе».
– Хочешь блондинку или брюнетку, киса?
– Хочу удивиться, – ответил я и повесил трубку.
…Я побрился, выпил крепкого кофе, листая школьную хрестоматию по литературе, и поехал в гостиницу. Не прошло и часа, как в номер постучали. На пороге стояла рыжая девица, упакованная в узкие брючки, как две большие порции ванильного мороженого.
– Привет. Меня зовут Шерри.
Черт побери, они знают, как взять за живое. Длинные гладкие волосы, кожаная сумочка, серебряные сережки, никакой косметики.
– Как это тебя в таком виде пустили в гостиницу? – якобы удивился я. – У вышибал на интеллигенток глаз наметан.
– За пятерочку у них развивается близорукость.
– Ну так что, поехали? – Я кивнул на диван.
Она закурила и, не теряя времени, устроилась на подушках.
– Я думаю, можно для начала взять Билли Бада и поговорить о том, что Мелвилл пытался оправдать Бога перед человеком. N'est-ce pas?
[66]
– Забавно. Но не в мильтоновском смысле, да?
Я блефовал. Хотелось посмотреть, купится она или нет.
– О да. В «Потерянном рае» нет такого пессимистического подтекста.
Купилась.
– Вот-вот. Ах ты господи, – правильно, так! – пробормотал я.
– Я думаю, Мелвилл сложил гимн невинности – в самом простом, но притом самом глубоком смысле слова. Согласен?
Я не останавливал ее. В свои неполные девятнадцать она уже усвоила манеры и приемчики псевдоинтеллектуалки. Излагала многословно, бойко, без запиночки, но во всем ощущалась наигранность. Стоило мне копнуть поглубже – и рыженькая изображала наслаждение: «О да, да, Кайзер, да, малыш, хорошо! Платонический взгляд на христианство, конечно! – ты просто вырвал у меня изо рта».
Мы разговаривали час, наверное, потом Шерри сказала, что ей пора идти, и встала с дивана. Я протянул сотню.
– Спасибо, малыш, – сказала она.
– У меня таких еще много.
– В каком смысле?
Заинтриговал. Она снова села.
– Что, если бы я затеял… вечеринку?
– Отличная идея. Какую вечеринку?
– Ну, скажем, пригласил двух девушек, чтобы они растолковали мне Наума Чомского.
[67]
– Огого!..
– Считай, я ничего не говорил.
– Попробуй позвонить Флосси. Но такая вечеринка тебе влетит.
Пришло время сорвать маску. Я выхватил из внутреннего кармана удостоверение и объявил, что она задержана с поличным.
– Что-что?!
– Я легавый, детка. А платное обсуждение творчества Мелвилла – это восемьсот вторая. Там хорошие сроки.
– Ах, скотина!
– Давай не поднимать пыли. Если, конечно, ты не горишь желанием съездить в контору к Альфреду Кейзину
[68]
и пересказать все это там. Боюсь, он будет не в восторге.
Она заплакала.
– Не сдавай меня, Кайзер. Мне нужны были деньги, чтобы закончить диплом. Я подавала на грант, но мне отказали. Дважды. Понимаешь? О господи!
Слово за слово, она рассказала мне все. Всю свою жизнь. Детство в районе Центрального парка, соответствующее воспитание, потом летние лагеря от социалистов, Бостонский университет. Обычная история. Сначала они пишут карандашиком «да-да-да!» на полях Канта, потом стоят в очереди на авторское кино… Вот только по пути к кассе эта глупышка сделала неверный шаг.
– Мне были нужны деньги. Одна подруга сказала, что знает человека, у которого очень недалекая жена, а сам он подвинут на Блейке. Подружка не хотела, а я решила, что за деньги смогу потолковать с ним о «Песнях невинности». Ну, в первый раз ужасно волновалась, конечно. Ничего не чувствовала, только делала вид. Да ему было все равно. Потом подружка предложила познакомить меня с другими. А знаешь, меня ведь уже ловили. Один раз, когда я читала «О насилии»,
[69]
в машине застукали. А потом в Танглвуде
[70]
остановили и обыскали. Еще разок – и будет три привода.
