Две пачки американских сигарет, что лежали на конторке, оказались весьма кстати: детектив положил их в карман и ушёл. Вава поник головой, не зная, что делать.
Не в пример женщинам Баррокиньи, он читал все газеты и знал о кампании по переселению, но испугался не сразу: часто бывало, что газеты, не имея подходящей темы для публикаций, обращались к вопросу о зоне. Однако накануне прихода Далмо Ваве стало известно, что инспектор назначил срок — переехать из Баррокиньи за двое суток, и Вава встревожился. Теперь, выслушав агента, он понял, что дело обстоит много хуже.
Переселение принесёт ему чудовищный ущерб. И не только потому, что заведение придётся закрыть и какое-то время оно не будет приносить доход — настоящее несчастье! — но и потому, что доходы от его домов, арендовавшихся по высоким ценам, снизятся до уровня квартирной платы. Возможность принять предложение Далмо Коки — это единственный выход спасти хоть что-то в этой сваливающейся на всех и на его голову беде. А вдруг предложение агента — очередная ловушка полиции? Спрячут травку у него в комнате, а потом нагрянут, возьмут с поличным и прикончат. Да, в такие минуты жизни ничего нет вернее, как посоветоваться с Эшу. Завтра же Вава призовёт жреца, отца Нативидаде.
На пороге появляется Грета Гарбо.
— Там одна девушка хочет поговорить с вами. Её зовут Тереза Батиста.
21
Стоило ему взглянуть на Терезу, как его охватило волнение: он влюбился. Внезапно вспыхнувшая страсть, любовь с первого взгляда? Похоже, так. Во плоти и крови он увидел её впервые, её, стоящую в дверях, улыбающуюся, со сверкающим золотым зубом. И в то же время не так: он ведь искал её, преследовал и находил в снах, в тысяче снов это небесное видение. И вот она здесь, слава Эшу!
Он много слышал о Терезе Батисте. Знал о случае с толедским кинжалом, ярости испанца Рафаэля Бедры, которому наставил рога бог Ошосси, знал о том, что Тереза спасла жизнь Марии Петиско и одновременно помогла скрыться ревнивцу, — два достойных поступка по неписаному закону здешних мест. Слышал он и о дерзком ответе Терезы, брошенном в лицо Живоглоту; слышал Вава и о красоте Терезы, но она оказалась красивее, чем он представлял её по рассказам. В волнении от явившегося ему чуда Вава даже забыл о неприятном для него посещении Далмо (Коки) Гарсии и связанных с этим заботах. Он повторил Местре Жегэ, что завтра тот должен привести к нему отца Нативидаде; к проблеме о наркотиках, которые агент Далмо решил разместить у него в комнате, прибавилась любовная: после случая с Анунсиасан до Крато Вава всегда советуется с Эшу и в любовных делах. Ведь он живёт, окружённый завистью и предательством, вся надежда на защиту Эшу.
— Входите и садитесь.
Она вошла в комнату, стройная, гибкая, ай, Боже праведный! Села в кресло, в котором только что сидел детектив. Крепкие руки калеки привели в движение кресло-каталку, он приблизился к ней. Что её привело? Ведь если она имеет богатую клиентуру в заведении Тавианы и приходит туда только по определённым дням, не пришла же она предлагать себя в его дом, открытый для всех. У Тавианы за один вечер она заработает у щедрого старичка сластолюбца больше, чем любая проститутка в доме Вавы за двое суток беспрерывной работы.
Решительная Тереза сразу приступает к делу:
— Вы слышали о переселении увеселительных заведений?
Тёплый голос дополняет её образ, являвшийся ему в сновидениях и исчезавший с приходом утра. Сверкающие чёрные глаза на спокойном, чуть грустном лице, волосы падают на плечи, сама красота, медный цвет кожи, кокетлива, но ведёт себя серьёзно. Вава взволнован и не понял вопроса. Понял только то, что она обратилась к нему вежливо: сеньор. Сеньором в Баии никто Ваву ещё не называл, даже тот, кто его боялся, а таких было много. Как же обращаться к ней? У баиянцев свои сложности с вежливым обращением.
— Называй меня Вавой, тогда я смогу называть тебя Терезой, так будет лучше. Так о чём ты спросила?
— С удовольствием. Я спросила, слышали ли вы, Вава, о переселении заведений?
— Только что об этом имел беседу.
— Женщины Баррокиньи получили срок до завтра, завтра они должны быть на Ладейре-до-Бакальяу. Вы знаете, в каком состоянии дома на Ладейре?
— Слышал.
— Знаете, что и все остальные будут переселены? Куда должны переехать с Масиэла?
— В Пилар. А теперь, после ваших вопросов, разрешите спросить вас: зачем вы всё это спрашиваете? — В любом разговоре Ваву интересовал смысл, а в этом особенно, ведь лицо Терезы всё время вспыхивало, да и сама она, похоже, готова была вспыхнуть как разгоревшийся костёр. Во сне он как-то её такой горящей как факел видел на скале.
— Женщины Баррокиньи переселяться не будут.
— Да? Не будут?
Услышанное утверждение было настолько неожиданным, что стряхнуло любовную пелену с глаз Вавы, и он посмотрел на девушку внимательно и недоверчиво, снова спросив:
— Не будут?
— Нет. Останутся в Баррокинье, на своём месте.
— Кто это сказал? Старая Акасия? Ассунта? Мирабел? Словам Мирабел верить нельзя. Что ж, старая Акасия не подчинится приказу?
— Нет. Никто не подчинится.
— Так полиция им покажет, где раки зимуют.
— Они к этому готовы.
— Так их силой выгонят.
— И женщины всё-таки не переселятся. Никто не поедет в дома на Ладейре-до-Бакальяу, даже если их выкинут на улицу.
— И потащут в тюрьму?
— Всю жизнь в тюрьме держать не будут. Вот поэтому-то я и пришла к вам.
— Почему?
— Да потому, что после Баррокиньи выселять станут с Масиэла. Скажите, если не секрет, сеньор… Простите, Вава… Вы будете переселяться?
Глаза Вавы по-прежнему устремлены на Терезу, они её недоверчиво и испытующе вопрошают. Глаза Вавы — это глаза Вавы. И почему это ей до всего дело? Почему не довольствуется тем, что красива, ведь красива, ах, Боже, красива!
— Если бы можно было что-то предпринять… я бы не переселялся.
— А что предпринять? Вот Мирабел пыталась: отдала комиссару Лабану все свои деньги, он, конечно, их взял, но стоит на своём.
— Но если, что ни делай, ничего не изменится? Не хочу думать.
— А если не переселится никто? Вы думаете, полиция сумеет насильно заставить переехать, если никто сам не переедет? Думаю, нет.
Не подчиниться приказу полиции? Какая безумная и нелепая идея! Однако, если суметь настоять на том, чтобы остаться на своём насиженном месте, это было бы здорово. Вава Спрашивает вместо ответа:
— А скажите, пожалуйста: верите ли вы, что полиция всё-таки тронет дом Тавианы, несмотря на то что ей покровительствуют такие богатые клиенты?
— Этого я сказать не могу.
— А вот я могу: сом-не-ва-юсь! Скорее всего переселят всех, кроме Тавианы. А если это так, то зачем вы вмешиваетесь во всё Это, точно работаете в Баррокинье или здесь? Зачем?
