— А старая Эулина готовит всё вкуснее и вкуснее! — сказал как-то доктор, накладывая в свою тарелку запеканку из маниоки с курицей. — Это блюдо, казалось бы, простое, но одно из самых сложных в приготовлении… Над чем ты смеёшься, Тереза? Скажи мне.
Запеканку из маниоки с курицей старуха не готовила, у неё было плохое настроение. А вот сладости из кажу, жаки, араса были приготовлены Эулиной, и очень вкусны.
— Ах, Тереза, когда же ты успела сделаться поварихой, как и почему?
— Здесь, в вашем доме, сеньор, желая вам угодить. Тереза на кухне, в постели и в учёбе.
С возвращением Алфредана на завод был отмечен конец одного из этапов жизни Терезы и Эмилиано, самого трудного. Молчаливый и спокойный Алфредан был для них и садовником, и охранником, и верным другом. Под его внимательным глазом распускались цветы и зрели в саду фрукты, под сенью его забот росли доверие, нежность и ласки двух влюблённых. Тереза привыкла к молчаливости Алфредана, к его некрасивому лицу и его преданности.
Ленивую служанку, взятую в первые дни их совместной жизни, заменила Алзира, вежливая и шумливая, в саду Мисаэл сменил Алфредана. Мисаэл делал покупки, сторожил дом, но не сторожил Терезу — в этом необходимости не было: доктор уже знал, что может ей доверять. Так протекали дни, недели, месяцы, и Тереза стала забывать своё прошлое.
В дни приезда доктора у неё не хватало времени на все дела и заботы: аперитивы, обеды и ужины, друзья, книги, прогулки, купания в реке, стол, постель, гамак или циновка в саду, софа в гостиной, где он знакомится с документами и пишет распоряжения, кушетка в комнате, где она шьёт и учится, ванная. Везде и всюду, и всегда хорошо.
17
Около двух часов ночи доктор Амарилио вернулся, он принёс свидетельство о смерти и вести о родственниках доктора Эмилиано Гедеса. Чтобы разыскать их на балу и яхт-клубе, он перебудил половину абонентов Аракажу, когда наконец связался с младшим из братьев — Кристопином; тот прямо-таки не вязал лыка, до того был пьян. Амарилио звонил более двух часов. Счастье, что телефонистка Биа Турка не подняла шума из-за позднего часа, но только потому, что ей самой хотелось знать подробности смерти богача. И врач, чтобы задобрить её, намекнул, что доктор отдал душу при особых обстоятельствах. Деталей он не уточнял, но Биа Турка (она занималась спиритизмом) и сама могла благодаря флюидам установить причину.
— Биа дозванивалась до Аракажу, не выпуская из рук трубки. Когда же наконец мы узнали, где находится его семья, я закричал «ура». Вначале ничего не было слышно из-за музыки; телефон в яхт-клубе находится в баре, и Кристован сидел именно там и пил виски. Когда я сообщил ему новость, он, похоже, потерял дар речи, и мне пришлось кричать в трубку, пока кто-то не взял её и не сходил за зятем доктора. Тот сказал, что они выедут немедленно…
Вместе с врачом пришёл Жоан Нассименто Фильо, грустный и взволнованный.
— Ох, Тереза, какое несчастье! Эмилиано ведь моложе меня, ему не исполнилось и шестидесяти пяти. Никогда не думал, что он умрёт раньше меня. Такой крепкий, я не помню, чтобы он чем-нибудь болел.
Тереза оставила их в комнате и пошла приготовить кофе. С отрешённым видом, вся в слезах, Нина выглядела по меньшей мере безутешной родственницей — племянницей или двоюродной сестрой. Лулу спал, сидя у стола в буфетной, уронив голову на руки. Тереза принялась готовить кофе сама.
На постели, застеленной чистыми простынями, одетый, будто должен отправиться на совет директоров Межштатного банка Баии и Сержипе, лежит доктор Эмилиано Гедес; его светлые глаза открыты, кажется, он проявляет живой интерес к окружающим, желая видеть начало продолжительного бдения у его тела в доме любовницы в объятиях которой он умер. Жоан Нассименто Фильо, с набухшими веками, обращается к врачу:
— Бедный Эмилиано, ну прямо как живой! Смотрит на нас, собираясь нами командовать, как это бывало на факультете. И роза в руке, вот только кнута не хватает. Суровый и щедрый, лучший из друзей и худший из врагов, Эмилиано Гедес, сеньор Кажазейраса…
— Его погубили неприятности… — повторил врач причину, вызвавшую смерть. — Нет, он мне ничего не говорил, но говорили люди, которые всё знали. Он ведь был вашим другом, Жоан, неужели вы ничего не шали о сыне и зяте?
— Эмилиано никогда не рассказывал о своей жизни лаже близким друзьям. И ничего, кроме похвал семье, я ni него не слышал. Все хорошие, прекрасные люди, просто императорская семья. Гордость его не позволяла дурно отзываться о родне. Я знаю, у него была слабость к дочери, когда она была девочкой. О ней, когда приезжал, он рассказывал: о её красоте, уме, любопытных историях. Мотом она вышла замуж, и он перестал о ней говорить…
— Да что говорить? Что она наставляет рога своему мужу? Апаресида пошла в отца, у неё горячая кровь, чувственна, быстро воспламеняется; говорят, разрушает семейные очаги Аракажу. Они с мужем стоят друг друга, ют тоже хорош, вот и живёт каждый как хочет…
— Таковы времена и браки, ненормальные браки! — включил Жоан Нассименто Фильо. — Бедный Эмилиано, он безумно любил семью, детей, племянников, всем помогал, всем, до последнего родственника. Да, просто как живой, только нет в руках кнута.
Тереза вошла с чашками кофе на подносе.
— Кнута? А почему, сеу Жоан, кнута?
— Потому что Эмилиано носил и розу и кнут.
— Но не тогда, когда бывал со мной, сеу Жоан, не здесь…
Это было правдой.
— Да, Тереза, вот смотрю на вас и вижу Эмилиано, вы в чём-то похожи. За годы совместной жизни люди становятся друг на друга похожими: та же гордость и честность… — Он помолчал, потом добавил: — Я хотел проститься с ним, пока он в нашем обществе. Мне бы не хотелось быть здесь, когда появятся его родственники. Ведь в Эстансию он приехал из-за вас, и нам всем перепали его любовь к жизни и часть его свободного времени. Когда он приехал, я чувствовал себя почти стариком, а он воскресил меня к жизни. Вот я и хочу проститься с ним при вас, других я не знаю и не хочу знать.
Опять воцарилось молчание. Глаза мертвеца открыты. Жоан Нассименто продолжает:
— У меня, Тереза, не было братьев, и Эмилиано был мне как брат, даже ближе. Ведь я не потерял состояния, оставленного мне моим отцом, только потому, что Эмилиано занялся моими делами, но он никогда не напоминал мне об этом. Я сейчас говорил доктору Амарилио: гордость и щедрость, роза и кнут. Я пришёл, чтобы увидеть Эмилиано и вас, Тереза. Могу я быть вам полезен?
— Большое спасибо, сеу Жоан. Я никогда не забуду вас и доктора Амарилио, за прожитое здесь время я приобрела друзей, он подарил мне даже это.
— Вы останетесь в Эстансии?
— Без доктора? Думаю, не смогу.
Последний глоток кофе они выпили молча. Жоан Нассименто думал о будущем Терезы. По слухам он знал, что в жизни бедняжки Терезы было много горького, прежде чем Эмилиано привёз её сюда.
Обеспокоенный врач ждёт падре, чтобы вместе встретить родственников усопшего — дочь, зятя, брата, куму я прочих.
