Ну, зять — рогоносец, а дочь? Ала — единственная дочь, любимая. Из Жаиро он собирался сделать хозяина, а из Апы — королеву. Хозяин стал жуликом, королева — проституткой. Деградировала в руках этого аморального, лишённого какого-либо приличия субъекта. Приказать убить его? Зачем, если дочь не заслуживает другого мужа, если они довольны друг другом. Имеют общих детей: двух мальчиков, общие финансовые интересы и одинаковое бесстыдство.
К тому же, если его убить, кто заменит доктора Эмилиано у штурвала семейного корабля в случае его смерти? Да и он неглуп, знает дело, может управлять им, жаль, что он с гнильцой и заразил ею Апаресиду. Заразил? А не у неё ли, случайно, в крови эта гнильца?
— Ах, Тереза, как пали Гедесы Кажазейраса!
В голосе слышится злость, холодные стальные глаза отражают усталость. От Гедесов скоро останется пустой тук. Завтра уже будут Бокателли.
— Гнилая кровь, Тереза, моя! Моя гнилая кровь!
36
В столовой Нина подаст горячий кофе, но ухо её настороже. В манерах и голосе Тулио она слышит хозяйские нотки, красивый молодой человек, муж дочери доктора. Проходя мимо него, она, опустив глаза, слегка задевает его.
Сопровождаемый врачом Тулио уже осмотрел весь дом, оценив владение. Нет гостиной и старого алькова, это надо знать, чтобы всё оценить точно.
— Это собственный дом или нанятый?
— Дом? Собственный. Доктор купил его с мебелью и всем содержимым. Потом перестроил и привёз кое-какие новые вещи. — Врач Амарилио отдастся воспоминаниям: — Он всегда приезжал с покупками. Самыми разными. Этот дом был обустроен им лично. А молельню вы видели? Я нашёл её в одной дыре, что в трёх легуа отсюда, у одного больного, сказал доктору Эмилиано, он захотел видеть её немедленно, и мы отправились на следующее утро туда на лошадях. Хозяин, бедняк, не хотел сказать цену: рухлядь, сваленная в углу, и всё. Оценил её доктор, заплатил абсурдную цену.
Какой бы абсурдной она ни была, но он заплатил, и, конечно, это дёшево. Ведь молельня в любом антикварном магазине стоит кучу денег. Кроме того, вся мебель. Тулио во всём видит руку тестя. Нигде, ни в столичном доме в Баии, ни в большом доме при заводе, нигде не чувствуется так остро присутствие Эмилиано Гедеса. В столичном доме преобладают роскошь, сдержанный вкус великолепных апартаментов Ирис и экстравагантных Апаресиды и Жаиро. В большом доме при заводе, только в той части, что он за собой оставил, чувствуется смесь изысканности и простоты, во всех остальных, как, например, в больших залах, в скоплении вещей чувствуются Мил-тон и неряшливость Ирене. В доме в Эстансии всё в полном соответствии со вкусом хозяина дома. Это не просто удобный и приятный дом, понимает Тулио. Это ещё и домашний очаг — своеобразное мистическое убежище, о котором наслышан Тулио с детства. Таким был дом одного его дяди, миниатюриста во дворце Питти во Флоренции.
— Сколько времени длилась эта связь, вы знаете?
Врач Амарилио прикидывает.
Больше шести лет…
Только в конце жизни обрёл этот старый сластолюбец домашний очаг, свой настоящий дом и, кто знает, может, настоящую жену. Тулио не надеется когда-либо почувствовать необходимость в домашнем очаге, успокоении, спокойствии того мира, который здесь присутствует, даже после смерти. Что касается жены, он вполне удовлетворён Апой, богатством и уверенностью в завтрашнем дне, весёлой подругой. Она «живёт и даст жить другим» — это девиз Тулио Бокателли. Только отныне он должен контролировать траты. Старик мог быть расточительным, он родился богатым, уже его прадеды владели землями и рабами, ему не довелось отведать вкус нищеты. Тулио же знаком с голодом, он знает настоящую цену деньгам, он должен крепко держать в руках поводья.
— Документ на владение домом на чьё имя? На его? На её?
— На доктора. Я его подписал как свидетель. Я и сеу Жоан…
— Здесь, в Эстансии, недвижимость очень дешева. Находись дом в окрестностях Аракажу, он был бы прекрасным убежищем любви. В Эстансии же он не нужен. Лучше его продать или сдать внаём. А мебель увезти к Баию. Тулио думает взять её в свой городской дом в столице, так как для него с Аракажу покончено.
Врач Амарилио вручает ему свидетельство о смерти. Тулио прячет его в карман.
— Умер во сне?
— Во сне? Да… в постели, но не… во сне…
— Так что же он делал тогда?
— Что делают мужчины с женщинами в постели?…
— Умер на ней? Удар!
Смерть справедливая, одна из предпочитаемых Господом. Для женщины — большое несчастье. В своё время, когда Тулио работал в кафе, он знал один такой случай, но та женщина сошла с ума.
— Несчастная… Как её полное имя, Тереза?…
— Тереза Батиста.
— Она что, хочет оставаться жить здесь?
— Не думаю. Говорит, что покинет Эстансию.
— Вы думаете, ей хватит пятнадцати — двадцати дней, чтобы оставить дом? Естественно, что семья, как только придёт в себя после случившегося, продаст дом или сдаст внаём.
— Думаю, что достаточно. Могу с ней поговорить.
— Я сам поговорю…
Они встают и идут в гостиную, перестроенную под кабинет для работы, в которую ведёт дверь из старого алькова, где находятся книги и вещи Терезы и где она укладывает чемодан. Тулио смотрит на неё и снова восхищается: великолепная женщина, кто же унаследует это богатство старого сластолюбца? Он подходит к ней:
— Послушай, красавица. Сейчас первые числа мая, ты можешь оставаться здесь до конца месяца.
— Мне этого не надо.
Чёрные глаза её, такие же враждебные, как холодные глаза доктора, вспыхнули огнём. Тулио на какое-то мгновение теряет обычную для него уверенность, но тут же восстанавливает свои силы: эта не может приказать лишить его права на земли завода. Теперь всему хозяин он, Тулио Бокателли.
— Могу ли я вам быть полезен?
— Нет.
И снова он мерит её взглядом и, улыбаясь, со знанием дела говорит:
— Ну что же, загляните в банк в Аракажу, подумаем о вашем будущем. Не надо терять времени.
Прежде чем он успевает закончить фразу, Тереза закрывает дверь перед его носом. Тулио смеётся:
— Браво, бамбина!
Врач разводит руками, став свидетелем разговора, ему это неприятно, в такую-то ночь, кошмар. Хоть бы скорее приехала санитарная машина и взяла тело доктора. Дома супруга врача, дона Вева, ждёт его после бессонной ночи, хочет знать, что же случилось. Усталый врач Амарилио сопровождает Тулио в сад, где спит в гамаке психоаналитик Олаво Биттенкур.
В столовой Марина то и дело взволнованно вскрикивает, слушая подробности этой ночи, в которые её посвящает Нина:
— Простыня в семени… Если сеньора хочет, я сейчас покажу, я её припрятала…
Пока служанка идёт за простынёй, Марина бежит к двери и зовёт мужа:
