Сбоку на шее виднелись две аккуратные ранки, из которых тонкой струйкой стекала кровь. Повинуясь инстинкту, Саймон наклонился и слизнул кровь, ощутив ее соленый вкус. Изабель задрожала, ее пальцы трепетали в его волосах.
— Саймон…
Она смотрела на него огромными глазами, и щеки ее наливались краской.
— Саймон, я…
На мгновение ему пришла в голову дикая мысль, что она сейчас скажет «Я люблю тебя», но вместо этого Изабель зевнула и продела палец в одну из петель его джинсов.
Саймон слышал, что зевота — признак большой потери крови. Он запаниковал:
— Все хорошо? Я выпил слишком много? Ты устала? Ты…
— Все хорошо, — улыбнулась она. Ты сумел остановиться. А я — Сумеречный охотник. У нас кровь восстанавливается в три раза быстрее, чем у обычных людей.
— Тебе… — Он с трудом заставил себя задать этот вопрос: — Тебе понравилось?
— Да, — кивнула она. — Мне понравилось.
— Правда?
Теперь она расхохоталась:
— А ты не понял?
— Я подумал, может, ты притворяешься.
Изабель приподнялась на локте и посмотрела на него с укоризной:
— Я не притворяюсь, Саймон. И я не обманываю тебя.
— Ты сердцеедка, Изабель Лайтвуд, — сказал Саймон, стараясь, чтобы это прозвучало шутливо. Ее кровь все еще жгла его изнутри. — Джейс как-то сказал Клэри, что ты меня каблуками растопчешь.
— Ну, это было давно. Теперь ты изменился. — Она посмотрела на него. — И ты не боишься меня.
Саймон нежно очертил пальцем овал ее лица:
— А ты не боишься ничего.
— Ну, не знаю, — пожала плечами Изабель. — Может быть, только того, что ты разобьешь мне сердце.
Прежде чем он успел ответить, Изабель снова поцеловала его, и он подумал, не чувствует ли она вкуса собственной крови.
— А теперь цыц. Я спать хочу, — сказала она, свернулась в клубок и закрыла глаза.
Саймон лег рядом и приобнял ее. Все было совсем не так, как в детстве, с Клэри. Было волнующе, горячо и… необычно. Он рассеянно гладил шелковистые волосы Изабель. Ему казалось, что его подхватило торнадо и унесло в неведомые края, где нет ничего знакомого. В конце концов он повернулся и осторожно поцеловал девушку в лоб. Она пробормотала что-то, но не открыла глаз.
Когда поутру Клэри проснулась, Джейс еще спал; пальцы его руки касались ее плеча.
Она поцеловала его в щеку и встала, собираясь пойти в ванную, но ее охватило любопытство. Она тихо подошла к двери и выглянула из комнаты.
Крови на стене коридора больше не было, и она подумала, не приснилось ли ей все это — кровь, разговор на кухне с Себастьяном… Она шагнула в коридор и провела пальцем по стене…
— Доброе утро.
Вздрогнув, она повернулась. Это был ее брат. Он бесшумно вышел из своей комнаты и теперь стоял в коридоре, глядя на нее с кривой ухмылкой. Себастьян только что вышел из душа, и его волосы еще не успели высохнуть, из-за чего приобрели металлический блеск.
— Ты весь день будешь в этом ходить? — спросил он, окинув взглядом ее ночную рубашку.
— Нет, я просто…
Клэри не хотела говорить, что ей просто хотелось проверить, не исчезла ли кровь в коридоре, а Себастьян продолжал смотреть на нее с интересом.
— Я пойду оденусь, — покраснев, сказала она, шмыгнула в спальню Джейса и закрыла за собой дверь.
Секунду спустя из коридора донеслись голоса: Себастьян и какая-то девушка говорили по-итальянски. Наверное, та, что была здесь прошлой ночью, подумала Клэри. Себастьян сказал, что девушка спит в его комнате. А она, Клэри, заподозрила его во лжи.
Но, как оказалось, он говорил правду. Я дал тебе шанс, сказал он ночью. А ты дашь мне шанс?
Она не знала, что ответить. Все-таки это Себастьян. Принимая душ и тщательно подбирая одежду в комнате Джослин, она мучительно думала над этим вопросом.
Выбрать одежду было трудно — Клэри такую не носила. Наконец она нашла джинсы от кутюр, судя по ценнику, и шелковую блузку в горошек с бантом, немного старомодную, но ей такие нравились. Сверху она накинула бархатную курточку и вернулась в комнату Джейса, но он уже ушел, и нетрудно было догадаться куда: снизу доносились запахи только что приготовленной еды, звон посуды и смех.
Клэри стала спускаться, перешагивая разом через две ступеньки, но на нижней ступеньке она остановилась и заглянула в кухню. Себастьян стоял у холодильника, скрестив руки на груди, а Джейс колдовал над сковородкой, в которой жарилась яичница. Он был бос, рубашка застегнута как попало, и у Клэри сердце перевернулось в груди. Она никогда не видела его таким — только что проснувшимся, все еще окруженным аурой сна. Как жаль, что это не ее Джейс.
Себастьян что-то сказал Джейсу, тот повернулся, посмотрел на Клэри и улыбнулся:
— Тебе глазунью или омлет?
— Омлет. Не знала, что ты умеешь готовить.
Она подошла к стойке. Сквозь окна струился солнечный свет — в доме не было часов, но она поняла, что сейчас, скорее всего, позднее утро. Кухня блестела хромом и стеклом.
— Ну, яичницу любой приготовит, — засмеялся Джейс.
Клэри подняла руку — и Себастьян тут же поднял свою. Она вздрогнула от удивления и поспешно опустила руку. Себастьян ухмыльнулся. Он все время ухмылялся. Ей хотелось влепить ему пощечину.
Она отвернулась и стала рассматривать, что стоит на столе, — свежее масло, варенье, хлеб, нарезанный кусочками бекон, фрукты, сок и чай. А они здесь хорошо питаются, подумала она. Хотя, если судить по Саймону, мальчишки всегда хотят есть. Она посмотрела в окно и онемела от изумления. За окном теперь виднелся не канал, а холм с замком на вершине.
— Где мы? — спросила она.
— В Праге, — ответил Себастьян. — У нас с Джейсом здесь одно дельце намечается. Сейчас позавтракаем и пойдем.
— А мне можно пойти с вами?
Себастьян мотнул головой:
— Нет.
— Но почему? Это какое-то мужское дело, в котором я не могу участвовать? Вы собираетесь сделать одинаковые стрижки?
Джейс протянул ей тарелку с омлетом, не отрывая взгляда от Себастьяна.
— Наверное, ей можно пойти с нами, — сказал он. — Это дело… оно ведь неопасное.
Глаза Себастьяна были глубоки и темны, как леса в стихотворении Роберта Фроста
[10]
. По ним ничего нельзя было понять.
— Опасность может поджидать где угодно.
— Ну, это твое решение, — пожал плечами Джейс, потянулся за клубникой, проглотил ее и слизнул сок с пальцев. В этом и заключалась разница между ее Джейсом и этим Джейсом. Ее Джейсом двигало всепоглощающее любопытство, и он не стал бы плясать под чужую дудку. Он был похож на океан, а этот Джейс — на тихую речку, блестевшую на солнце.
