— Бекки я не могу помочь тебе заставить ее принимать лекарства. И не могу отвести к врачу. Потому что она права, я — чудовище.
Ребекка захлопала глазами:
— Она что, промыла тебе мозги?
— Нет…
Ее голос задрожал еще больше:
— Мама так говорила, что я подумала, она тебя растерзать готова. Но если бы она тебя хоть пальцем тронула, Саймон, я бы…
Саймон не мог больше выносить этого. Он снял перчатку и протянул сестре руку. Сестре, державшей его в детстве за ладошку, помогая окунуться в океан. Сестре, вытиравшей кровь с разбитых коленок после футбольных тренировок. Сестре, подбадривавшей его после смерти отца (мама тогда лежала в спальне и целыми днями смотрела в потолок). Сестре, которая однажды решила помочь маме и выстирала всю его одежду, после чего шерстяные свитера съежились до размеров кукольных… Последняя связующая с семьей ниточка, которую он должен перерезать.
— Потрогай мои руки, — сказал он.
Она потрогала и поморщилась:
— Холодные какие… Ты болел?
— Можно сказать и так.
Ему хотелось, чтобы она почувствовала — с ним что-то не так, но Бекки ответила ему доверчивым взглядом карих глаз. Она не виновата. Просто ничего не знает.
— Измерь мне пульс, — сказал он.
— Я не умею измерять пульс, Саймон. Я учусь на искусствоведа.
Он положил ее пальцы на свое запястье:
— Надави. Ты что-нибудь чувствуешь?
Она замерла на мгновение, на глаза упала челка.
— Нет. А должна?
— Бекки… — Саймон раздраженно отдернул руку. Выбора не было. — Посмотри на меня, — сказал он и выпустил клыки.
Бекки закричала.
Закричала и упала со скамейки.
Парочка вдалеке обернулась, но не остановилась. Это же Нью-Йорк.
Саймон ждал чего-то такого. Но теперь, когда Бекки сидела на земле, прикрыв рот рукой, и ее обычно веселые веснушки проступали на бледном лице чернильными пятнами, он чувствовал себя паршиво.
С мамой было так же. Однажды он сказал Клэри: нет ничего хуже, когда не доверяешь тому, кого любишь. Оказывается, он ошибался. Хуже, когда люди, которых ты любишь, боятся тебя.
— Ребекка… — Его голос дрогнул. — Бекки…
Ребекка сидела в грязи и мотала головой. В других обстоятельствах это выглядело бы забавно.
Саймон присел рядом с ней. Клыки уже втянулись на место, но это ничего не меняло. Он робко дотронулся до ее плеча:
— Бекки… Я бы никогда не причинил тебе вреда. И маме тоже. Я просто хотел увидеться с вами и сказать, что ухожу… что вы меня больше не увидите. Теперь вы будете праздновать День благодарения вдвоем. Я не буду пытаться поддерживать связь. Не буду…
— Саймон… — Она схватила его за руку и потянула к себе, а потом обняла так, как обнимала в день похорон отца, когда он плакал без остановки. — Саймон, я не хочу, чтобы ты исчезал навсегда.
Саймон растерянно сел в грязь, вот такого он точно не ожидал. Ребекка снова обняла его и погладила по голове, как маленького.
— Почему ты должен исчезнуть? — спросила она.
— Я вампир… — Он услышал свои собственные слова как будто со стороны.
— Значит, вампиры существуют?
— И оборотни. И… Ладно, не буду тебя пугать. Просто… так вышло. Это не мой выбор, но это не важно. На меня напали. Теперь я такой.
— Ты… — Ребекка замешкалась, и Саймон почувствовал, что она собирается задать ему самый важный вопрос. — Ты кусаешь людей?
Он подумал об Изабель, но поспешно отогнал эту мысль. Потом вспомнил о Морин…. Некоторых вещей его сестре знать не стоило.
— Я пью кровь из бутылки. Звериную. Людей я не трогаю.
— Ладно. — Она сделала глубокий вдох. — Это не страшно.
— Правда? Это правда не страшно?
— Да. Я люблю тебя, — сказала Бекки.
Он ощутил на руке что-то мокрое. Бекки плакала. Он задрожал. Не от холода, конечно.
Бекки сняла с себя шарф с цветочками и обмотала вокруг его шеи.
— С этим мы справимся, — сказала она. — Ты же мой младший братик, дурачок. Я всегда буду тебя любить.
Они сидели рядом, плечом к плечу. В спальне Джейса было светло, в окна струилось полуденное солнце. Когда они вошли, Джейс запер дверь и бросил ножи на прикроватный столик. Клэри хотела спросить, как он себя чувствует, но Джейс схватил ее за талию и притянул к себе.
Клэри была на каблуках, но ему все равно пришлось нагнуться, чтобы поцеловать ее. Она попыталась забыть обо всем, вдыхая его запах.
Он снял с нее свитер. Оставшись в маечке с короткими рукавами, она почувствовала, как горит его тело.
Его рука скользнула к верхней пуговице ее джинсов.
Клэри потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы остановить его.
— Не надо, Джейс, — сказала она.
Он отстранился. Взгляд его был тяжелым.
— Почему, Клэри?
Она зажмурилась:
— Прошлой ночью, если бы мы… если бы я не упала в обморок, то не представляю, что могло случиться. Мы были в зале, где полно людей. Ты правда хочешь, чтобы мы сделали это в первый раз в окружении толпы?
— Клэри, эта серебряная штука — наркотик фей, я же тебе говорил. Мы были под кайфом. Но теперь я в здравом уме, и ты тоже…
— Себастьян наверху, и я устала, и…
На самом деле это ужасная идея, о которой мы оба потом пожалеем.
— …и я не хочу, — соврала она.
— Не хочешь? — недоверчиво переспросил он.
— Извини, наверное, тебе раньше так никто не говорил, но нет, Джейс, я не хочу. — Она взглянула на его руку, которая все еще лежала на пуговице. — Не хочу сильнее, чем раньше.
Брови его удивленно приподнялись, но вместо того, чтобы что-то сказать, он просто отпустил ее.
— Джейс…
— Пойду приму холодный душ, — сказал он. Лицо его ничего не выражало.
Когда дверь ванной захлопнулась, Клэри села на аккуратно заправленную кровать и закрыла лицо руками. Не то чтобы они с Джейсом никогда не ссорились, но от холодного взгляда Джейса ей было не по себе. Осталось ли в нем что-то от настоящего Джейса? Хоть что-то, что еще можно спасти?
* * *
Вот вам Джунглей Закон — и Он незыблем, как небосвод.
Волк живет, покуда Его блюдет; Волк, нарушив Закон, умрет.
Как лиана сплетен, вьется Закон, в обе стороны вырастая:
Сила Стаи в том, что живет Волком, сила Волка — родная Стая
[13]
.
