Я знала, что в конце концов Жаккард на мой вопрос ответит. Что же касается наших отношений, то в этом доме он ночевал редко. И вообще, встречались мы от случая к случаю, только для виду, поскольку все-таки считались мужем и женой (хотя, честно говоря, мне этот маскарад был очень не по душе). И тем не менее за это время я успела достаточно хорошо его изучить.
— Кромвель меня мало волнует, — сказал Жаккард, как только Нелли ушла.
— Но вы же говорили, что именно он проверяет списки всех, кто собирается выехать из страны, — не отставала я. — Хотя тут действительно бояться нечего: ну, увидит он ваше имя, так вы человек свой, с чего ему вдруг предпринимать какие-то меры? Вы же сообщили ему, что вам надо съездить на родину и что с вами отправится молодая жена.
По словам Жаккарда, Кромвель через своего агента уже передал ему поздравления по случаю женитьбы, хотя подарка, даже самого скромного, «молодожены» от него не получили. Помню, Ролин тогда еще посмеялся: «Ну надо же, каков скупердяй!»
На мой взгляд, все было в полном порядке. Фальшивые документы, удостоверяющие наш с Жаккардом брак, были изготовлены идеально и ни у кого не вызывали подозрений. Кроме того, Жаккард и Катрин Ролин получили официальную бумагу с разрешением выехать из Англии в Нидерланды. В это предвоенное время попытка покинуть Британию без разрешения Кромвеля каралась смертной казнью. Страна спешно готовилась к боевым действиям: снаряжались военные корабли, строились оборонительные сооружения, офицеры муштровали подразделения новобранцев.
Что касается Шапуи, то он был официально отозван из Англии и ждал нас в Антверпене, в собственном доме, и собирался лично сопровождать меня в Гент. Загвоздка была в том, что в данное время не было кораблей, отплывающих из Англии в Нидерланды. Что, впрочем, не удивительно: сообщение с заграницей было почти полностью прервано.
И вдруг я поняла, что беспокоит Жаккарда, зачем он решил прибегнуть к такому экстравагантному и хитроумному маневру.
— Неужели тут замешан Гардинер? — прошептала я.
Он кивнул.
Я отодвинула тарелку, которую только что поставила передо мной Нелли.
— Вам что-то известно? — настойчиво допытывалась я. — Что именно?
Голландец ткнул куриной ножкой в солонку.
— Ничего особенного. Но я подозреваю, что Гардинер тоже считает своей обязанностью проверять документы всех выезжающих из Англии. Это очень даже вероятно. Епископ с каждым днем приобретает в глазах короля все больший вес, особенно после того, как был принят «Акт о шести статьях». Если Гардинер наткнется на мое имя, в голове его сразу всплывет слово «Дартфорд». А уж как только он увидит, что я везу с собой еще и жену, — все, считай, неприятности нам обеспечены. Вот я и решил на всякий случай подстраховаться.
— Но зачем Гардинеру все это нужно? — с тоской спросила я.
Жаккард оторвал от косточки кусок мяса и стал задумчиво его жевать.
— Мне кажется, — проговорил он наконец, — у епископа есть относительно вас кое-какие соображения. Эта лиса почуяла: тут что-то не так. У меня самого сильно развита интуиция, и я давно научился ей доверять — тщательно исследовать любое подозрение. К тому же я имею привычку обращать внимание на любую пушинку, пролетевшую мимо.
За три дня, которые я провела в доме Юстаса Шапуи, мы разработали план. Жаккард появился в первый же вечер: видимо, у них с Шапуи все было оговорено наперед. Я узнала, что, несмотря на мой решительный отказ в монастыре Святого Гроба Господня, сеньор Хантарас и Жаккард изготовили фальшивые документы о нашем браке и подали прошение с просьбой разрешить молодоженам покинуть страну. И вот теперь с первым же кораблем нам предстояло выйти в море. Шапуи был готов в случае необходимости заплатить капитану любые деньги. Однако имелась в этом безупречном плане и одна загвоздка. Ну хорошо, Катрин Ролин отправляется в Европу. А куда же подевалась Джоанна Стаффорд? Не могла же я просто так взять и исчезнуть, не оставив никаких объяснений. Можно было бы сказать жителям Дартфорда, что я отправляюсь в Стаффордский замок, но эту ложь очень легко разоблачить: ведь герцог Норфолк поддерживал отношения со своим шурином, с моим кузеном Генри Стаффордом. Несколько часов мы обсуждали всевозможные варианты и наконец приняли решение: я должна пустить слух, что отправляюсь в Хартфордшир — погостить у своей близкой подруги, сестры Винифред. Шапуи послал своего человека наблюдать за фермой Маркуса Соммервиля, велев ему перехватывать все письма, адресованные мне. До сих пор таковых еще не было.
Казалось, ни Шапуи, ни Жаккард нисколько не удивились, что я согласилась участвовать в этом деле. Жаккард еще тогда, в Дартфорде, говорил: «Сами придете к нам и будете умолять, чтобы вас отправили в город Гент». Столь точное исполнение предсказания этого чужестранца пугало меня. Шапуи, Жаккард и Хантарас делились со мной всеми своими планами, ничего не скрывали, за исключением одного: имени третьего провидца. Меня обижало и возмущало, что я до сих пор знаю об этом человеке лишь то, что он обладает исключительным даром пророчества, подтвержденным братьями доминиканского ордена.
— Поешьте как следует, вам потребуются силы. Сейчас поупражняемся в отработке приемов борьбы и фехтования.
Это была идея Шапуи: перед тем как покинуть Англию, я обязательно должна освоить приемы боевых искусств. В первую минуту это предложение меня ошарашило. Сколько живу, сроду не слыхивала, чтобы женщина училась драться. Да и не получится у меня.
— Смогли выучиться танцам, научитесь и драться, — хладнокровно заметил посланник. — Разница небольшая. Надо сделать все, Хуана, чтобы вы могли защитить себя в случае необходимости. — Он тогда предусмотрительно скрыл от меня одну существенную деталь: меня будут обучать не только защищаться, но и нападать.
Я поднялась в свою крохотную спаленку, сняла платье и смешной каштановый шиньон. Высоко зачесала волосы, закрепила их шпильками. Надела костюм, какие носят мальчишки: свободную рубаху и рейтузы. Для женщины одежда, конечно, непристойная, но в платье упражняться, как ни крути, было бы не с руки.
Жаккард переоделся в такой же костюм; когда я вошла в комнату, предназначенную для наших тренировок, он низко поклонился мне и вручил стальной двенадцатидюймовый клинок с тупым лезвием. У него в руке был точно такой же.
Я крепко сжала резную деревянную рукоять, и мы начали.
— Поворот, наклон, выпад; раз, два, три, — командовал Жаккард. — Поздравляю, вы делаете успехи, — похвалил он меня после первой схватки. — Вас всегда отличала быстрая реакция. К тому же вы очень ловкая и проворная. Не хватает только отточенности движений. Еще пара таких занятий — и вы станете… — Он замолчал, подбирая нужное слово.
— Опасной?
— Preciment,
[16]
— согласился он.
Мне очень хотелось быть опасной и грозной. Вот что сделала со мной ненависть. Но в глубине души я боялась занятий с Жаккардом. Во время наших схваток выходила на свет божий дикая и жестокая сторона моей натуры, и это казалось мне каким-то извращением. До чего же низко я пала. Совсем еще недавно, будучи послушницей доминиканского ордена, я верила в силу гармонии, жертвенности, прощения. Теперь же я молилась редко, разве что о том, чтобы Бог даровал мне мужество, когда придет час, без колебаний нанести сокрушительный удар.
