А потом, всего лишь через несколько мгновений, как мне показалось, я очнулась и обнаружила, что лежу на кровати, стоящей возле окна. Небо за окном было серенькое, слышались крики чаек.
Рядом со мной сидела хорошенькая темноволосая девушка. Увидев, что я открыла глаза, она всплеснула руками и быстро встала.
— Проснулась! — воскликнула девушка по-французски и выбежала из комнаты.
Через минуту появился Нострадамус:
— Ну, как вы себя чувствуете? — Он пощупал мне пульс, потом оттянул веки и внимательно исследовал глаза.
— Да вроде бы неплохо. Где мы?
— У друзей.
— Давно я здесь лежу?
— Три дня. Когда мы подходили к Кале, вы были при смерти. Вы меня простите, это я виноват. Ведь знал, что случится буря, но никак не ожидал, что она будет столь ужасна.
Я села в постели. И почувствовала слабость, голова кружилась.
— Вы сказали тогда, что, добравшись до Кале, мы отправимся в одно местечко за городом. Я запомнила эти ваши слова. Что вы хотели этим сказать? В какое местечко?
— Джоанна, в этом доме живут евреи. Сначала я сходил в синагогу и попросил о помощи.
Он помолчал, ожидая, какой будет моя реакция.
— Я очень благодарна этим людям за доброту и хочу сама им сказать об этом.
Чуть позже, когда я смогла встать с постели, мы спустились вниз, и я познакомилась с семейством Бенуа, приютившим нас с Нострадамусом: мелким торговцем, его женой и тремя дочерьми. Самую младшую звали Рашель, она сама вызвалась сидеть у моей постели, и это ее я увидела, когда очнулась.
— Господин Нострадамус, теперь уже можно показать Джоанне то, что вы хотели? — вдруг взволнованно спросила Рашель.
— Что вы хотели мне показать? — заинтересовалась я.
— Нечто, что имеет непосредственное отношение к вашему возвращению в Англию, — сказал Нострадамус. — Не пугайтесь, вы не увидите ничего плохого, скорее наоборот. Но для этого вам придется выйти из дома.
— Тогда поскорее пойдемте туда, где это можно увидеть.
Я немедленно отвергла все протесты Нострадамуса, суть которых сводилась к тому, что я еще слаба и мне трудно будет идти. Я могла только догадываться о том, что именно мне предстояло увидеть, Рашель явно хотела сделать мне сюрприз, и я не стала настаивать, хотя, признаться, и была сильно заинтригована.
Я плотно пообедала, тем самым доказав всем, что прекрасно себя чувствую, и мы с Нострадамусом и милой девушкой отправились в путь. Дом Бенуа стоял за пределами окруженного высокими стенами города Кале, в маленьком еврейском местечке. Стражники, охранявшие ворота в город, важно кивнули нам, мы вошли и направились к центру. «Вот я наконец и в Кале, — подумалось мне, — этом знаменитом портовом городе, завоеванном Эдуардом Третьим после долгой осады, а теперь единственном владении английской короны на территории Франции».
Рашель указала на большую церковь с высокой башней:
— Вам надо туда.
Я озадаченно посмотрела на Нострадамуса.
Он улыбнулся:
— Оттуда открывается лучший вид из города на бухту. Давайте попробуем, может быть, нам позволят взойти на колокольню.
Мы подошли к двери церкви, и Рашель подтолкнула меня вперед; на лице ее играла взволнованная улыбка.
— Я подожду здесь, — сказала девушка.
Мы с Нострадамусом вошли в храм.
Священник внял нашей просьбе, и по крутым ступеням мы медленно поднялись на самый верх колокольни.
— Вот отсюда все прекрасно просматривается. Идите сюда!
Я подошла к окну. Из него были хорошо видны опоясывающие бухту высокие стены, о которые с яростью бились вспененные волны пролива. В бухте стояло на якоре множество кораблей. Маленькие суденышки плясали на волнах, поднимаемых довольно сильным зимним ветром. Судов было не менее двадцати. На самом большом галеоне развевался флаг, и когда я узнала его, у меня перехватило дыхание. Это был флаг дома Тюдоров.
— Это же английские корабли! — вскричала я.
— Король Англии прислал их сюда, чтобы они сопровождали в порт Дувра его невесту, — пояснил Нострадамус. — Путь Анны Клевской пролегает вовсе не через Антверпен. И очень скоро принцесса будет здесь, в Кале.
49
Анна Клевская появилась в Кале через неделю. Ее сопровождало более двухсот человек свиты: германская знать, горничные и слуги. В честь ее прибытия на самых больших английских кораблях сто пятьдесят раз палили пушки, около пятисот солдат в королевской форме выстроились на улицах, чтобы приветствовать будущую супругу Генриха. Она остановилась в здании казначейства, большом и великолепном. Я же по-прежнему жила в скромном домике Бенуа. И полагала, что наши с принцессой дороги вряд ли пересекутся.
Но гибельные зимние шторма, обрушившиеся на пролив, уравняли всех. Анна Клевская застряла в этом портовом городишке и вынуждена была день за днем ждать, пока погода не сменит гнев на милость и моряки не сообщат, что, слава богу, можно отплывать. Ну и я тоже, конечно, ждала этого. За день до прибытия немцев в Кале я договорилась с капитаном одного из небольших судов английского эскорта, что он возьмет меня на борт. Я отдала ему все свои франки и показала новый документ, тоже фальшивый. Правда, в бумаге, удостоверяющей, что правительство страны разрешает мне выезд, указывалось мое настоящее имя; подделана была только подпись французского чиновника, члена местного совета.
Этим документом снабдил меня Нострадамус, посоветовав лучше не спрашивать, где он его достал, но заверив, что бумага вполне надежная. Я горячо поблагодарила своего нового друга: и за это, и вообще за все, что он сделал для меня с тех пор, как мы покинули Гравенстеен.
— На самом деле, — отвечал он, — это я должен быть вам благодарен, ведь вы, госпожа Джоанна, освободили меня из тюрьмы, хотя вполне могли и не делать этого.
Я уговорила Нострадамуса оставить меня в Кале, в семье приютивших меня Бенуа, а самому поскорей отправляться на родину.
— Мы и так ждем здесь уже несколько недель. Рано или поздно я все равно доберусь до Дувра, — сказала я. — А у вас своя жизнь, свои дела.
Перед тем как расстаться, мы с Нострадамусом в последний раз отправились на прогулку на взморье. Мы медленно шли мимо жалких рыбацких лачуг, выстроенных к северу от песчаных дюн. Ни один человек не попался нам навстречу: суровые декабрьские ветра загнали всех по домам. Но после того, что я испытала, мне все казалось нипочем.
Глядя на горизонт, за которым была Англия, я подумала: «Где-то сейчас бродит Эдмунд?» И поинтересовалась у своего спутника:
— Вы когда-нибудь слышали про Черный лес?
Нострадамус кивнул:
— Да, этот дремучий лес расположен где-то на окраине Германии. Говорят, что он огромный и густой — ну просто сплошь непроходимая чаща, поэтому его и назвали черным. Мало кому удалось оттуда выбраться.
