Ее собственная лошадь тоже нервничала и вся дрожала.
— Джозеф здесь ни при чем, — сказала я.
Гертруда обернулась ко мне:
— Что вы имеете в виду?
— Еще немного, — пояснила я, — и поднимется буря. Но дождя не будет, только страшный ветер.
Не задавая больше вопросов, миледи приказала поскорее ехать вперед. Во главе нашего отряда, как и раньше, бежали факельщики, которые изо всех сил старались не дать ветру погасить факелы. Доехав до второго поворота, Гертруда остановилась.
— Стойте! — И она торжествующе протянула руку вперед.
Сначала я ничего не увидела. Но вот из-за облаков вышла луна, и лучи ее осветили дом в самом конце улицы, упирающейся в ту, по которой мы ехали. Ну и ну, я даже рот раскрыла от изумления: огромное, в четыре этажа, каменное строение с фасадом, украшенным высокими изящными колоннами. На всех четырех этажах тускло поблескивали ряды окон. Крутая крыша вздымалась так высоко, что казалось, конек ее упирается в облака.
— Куда это вы меня привезли? — недоверчиво спросила я.
Гертруда издала смешок:
— Нет, нам не туда. Это здание ратуши. Здесь заседает лорд-мэр Лондона со своим советом.
Мы спешились. Наемникам приказали отвести лошадей на ближайшую конюшню и ждать нас там. Последний отрезок пути нас должны были сопровождать только Джеймс и Джозеф.
А ветер все усиливался. От каждого порыва его Джозеф вздрагивал, словно от удара кнута. Ветер был так силен, что погасил факелы, и мы остались без света. Зато в небе ярко светила луна, и этого света оказалось вполне достаточно, чтобы продолжать путь.
— Пойдемте, — сказал Джеймс и быстро зашагал по улице.
Гертруда с Джозефом двинулись за ним, а я нехотя поплелась сзади.
Мы подошли к небольшому деревянному зданию как раз напротив ратуши. Я успела прочитать над дверью вывеску: «Таверна „Кроличья надежда“». Законопослушные обитатели Лондона, строго соблюдая запрет ходить ночью по улицам, давно уже спали в своих постелях, но Джеймс на всякий случай повертел головой во все стороны, удостоверился, что поблизости никого нет, и только тогда махнул нам рукой.
Через несколько секунд мы вчетвером уже стояли перед грубо сколоченной деревянной дверью таверны.
И как раз в эту минуту луна исчезла за облаком. Улицу накрыл непроницаемый мрак, ничего не было видно, хоть глаз выколи: ни каменных зданий, ни ратуши, вздымающей крышу до самых небес. Дверь распахнулась, и меня подтолкнули; я зашла внутрь. В помещении горели свечи. В первый раз за всю ночь я обратила внимание на то, как бледна Гертруда. Поистине мертвенная бледность покрывала ее щеки. Но я никак не могла понять, зачем нужно было предпринимать столь опасное путешествие, чтобы оказаться в обыкновенной таверне.
А Джозеф все никак не мог успокоиться. Он забился в угол и тихо всхлипывал.
— Это неправильно, это неправильно, это неправильно, — жалобно твердил он.
Через несколько минут Гертруда не выдержала:
— Джеймс, выведите своего брата отсюда.
— Куда?
— Не знаю, идите куда хотите и не возвращайтесь, пока он не успокоится.
Джеймс изумленно смотрел на хозяйку, словно ушам своим не верил. Я решила воспользоваться шансом и быстро проговорила:
— Послушайте, Джеймс, вы же прекрасно понимаете, что это безумие. Нам всем надо как можно скорее вернуться в «Алую розу».
Он перевел взгляд на Гертруду, потом снова на меня. Хмыкнул, налил себе эля, выпил залпом и обнял Джозефа. Оба близнеца, пошатываясь, вышли в темноту, где завывал ветер.
Краска залила мои щеки, мне стало жарко, и я села на табуретку. Господи, что за убогая таверна! Сейчас Гертруда набросится на меня за то, что я пыталась подстрекать Джеймса к бунту. Но жена Генри лишь надменно смотрела на меня сверху вниз.
— А ведь действительно, поднялась страшная буря, причем без дождя, — тихо сказала она. — Они оказались правы: вы действительно обладаете сверхъестественной силой, Джоанна. Вот если бы вы еще не тратили эту силу на ссоры со мной… а использовали ее совсем в других целях.
— А позвольте узнать, Гертруда, кого именно вы подразумеваете под словом «они»?
Однако маркиза Эксетер предпочла проигнорировать мой вопрос и вместо ответа сказала:
— Джоанна, прежде всего вы должны кое-что уяснить. Поймите, только вы одна способны спасти нас от зла и уничтожения.
— Сестра Элизабет Бартон тоже говорила о спасении от зла, а теперь она мертва.
Гертруда откинула капюшон и сняла плащ. Налила в выщербленную глиняную кружку эля из того же бочонка, что и Джеймс. Пригубила и сморщилась, но заставила себя выпить, пояснив:
— Гадость, конечно, но надо же хоть немного подкрепиться. Выпейте и вы тоже.
— Не хочу.
— Вы сегодня почти совсем ничего не ели, — заметила она, стараясь держать себя в руках. — Так вы совсем ослабеете… куда это годится?
— Послушайте, Гертруда, скажите прямо: что сейчас со мной будут делать?
Маркиза подошла ближе.
— Оробас — один из самых одаренных прорицателей в Англии, — начала она. — А я так думаю, что и во всем христианском мире. Он знает древние, давно уже позабытые обряды. Скоро вы сами увидите, насколько он искусен.
Я недоверчиво оглядела таверну.
— Это будет не здесь, Джоанна, — продолжала Гертруда, перехватив мой взгляд. — Сейчас мы спустимся вниз, очень глубоко… там, под таверной, находится одно помещение. Очень древнее, когда-то оно было криптой, подземной усыпальницей.
— Вы поведете меня в усыпальницу? — хрипло переспросила я.
— Оробас может видеть будущее только при соблюдении особых условий. — Гертруда замолчала, тщательно подбирая слова, словно опасаясь, что мне не понравится то, что она собиралась мне сообщить. — Оробасу нужен контакт, — наконец проговорила она. — Контакт… с мертвыми.
Так, некромантия, значит. Коленки мои задрожали, и я опустилась на грязный пол.
— Иисусе Христе, помилуй меня, грешную, молю Тебя, помилуй меня… — прошептала я едва слышно.
— Оробас считает, что нынче ночью мы увидим будущее совершенно отчетливо, — продолжала Гертруда, делая вид, что ничего не заметила. — Мы узнаем, что ждет нас впереди, долго ли будет править король, а также как приготовить путь тому, кто пойдет по его следу.
Я сложила ладони и закрыла глаза.
— Господи, смилуйся над нами! Иисусе Христе, помилуй нас, грешных! — молилась я.
Заскрипели доски пола. Нет, это не Гертруда, если только она не передвинула что-то в комнате. Я сжала зубы и усилием воли продолжала молиться.
И снова раздался скрип. А еще через секунду послышался звук шагов. Можно было не сомневаться: теперь в этой комнате появился кто-то третий.
