В Винчестер-Хаус я заходить не стала. Остановилась на Саутуарк-стрит, где стоял дворец епископа, при входе во двор, и ограничилась тем, что назвала свое имя мальчишке-привратнику.
Долгое время никто не выходил. Снова пошел дождь, на этот раз мелкий, моросящий. Но я не стала искать укрытия. Людям, которые направлялись в Винчестер-Хаус по делам, приходилось огибать мою неподвижную фигуру.
Наконец показался какой-то священник, он дошел до середины двора и остановился. Смерил меня взглядом, сохраняя на лице каменное выражение, а потом повернулся и сделал кому-то рукой знак.
И вот под каменной аркой, на которой была вырезана буква «В», появился брат Эдмунд. Он медленно пересек мощенный булыжником двор и вышел на улицу. Настроение у меня сразу поднялось, хотя, честно говоря, я все-таки чувствовала себя виноватой и жалела о том, что впутала друга в свои неприятности. Но особенно сильно я раскаивалась в том, что столь бесстыдно вела себя в монастыре Черных Братьев.
— Здравствуйте, сестра Джоанна, — сказал он, подойдя ко мне.
— Здравствуйте, брат Эдмунд.
Лицо его было бледно, вокруг глаз чернели темные круги, но следов явного насилия вроде бы заметно не было. Он окинул взглядом мое платье и вздрогнул:
— Это кровь?
Я опустила глаза. И только сейчас заметила на плаще, с левой стороны, бурые пятна.
— Сегодня утром их казнили.
Он кивнул, взял меня за руку и повел прочь.
— Как вам удалось добиться, чтобы меня освободили? — спросил брат Эдмунд.
— Я пригрозила герцогу Норфолку: заявила, что, если он немедленно не отпустит вас и не оставит нас обоих в покое, я всем расскажу одну его постыдную тайну.
Брат Эдмунд остановился как вкопанный.
— Вы угрожали самому Норфолку? — испуганно спросил он. — И чем же именно?
— Мне очень жаль, но этого я вам сказать не могу.
— К пророчествам это не имеет отношения? — почти шепотом поинтересовался брат Эдмунд.
— Разумеется, нет. Об этом я бы герцогу ни за что не сказала.
— Мне кажется, сестра Джоанна, что вы должны сообщить мне правду — на всякий случай, чтобы я был готов ко всему.
— Не могу. Поклялась перед Богом, что не скажу никому.
Брат Эдмунд кивнул:
— Ну, тогда не будем больше говорить об этом.
Мы снова тронулись в путь. В самом конце улицы группа каких-то негодяев избивала нищего.
— Епископ Гардинер лично допрашивал меня, — сообщил брат Эдмунд. — Я ничего ему не сказал, но, боюсь, он подозревает, что в Блэкфрайарз нас привело нечто большее, чем просто желание помолиться.
Сердце мое мучительно сжалось, а потом часто забилось. Вот этого я предвидеть не могла. Епископ хитер, как лиса, и слишком хорошо знает нас с братом Эдмундом. Если кто и способен разнюхать про пророчества и мою роль в них, то это Стефан Гардинер.
Брат Эдмунд вдруг громко ахнул, но совсем не потому, что испугался коварного епископа. Просто как раз в этот момент он тоже заметил головорезов, избивавших нищего. Не успела я и слова сказать, как мой друг бросился к ним.
— Стойте! — закричал он. — Немедленно оставьте этого человека в покое!
Ничего не понимая, я устремилась за ним. С чего вдруг брат Эдмунд решил ввязаться в уличную драку?
Высокий широкоплечий громила, зажавший беднягу-нищего под мышкой, как куль с овсом, злобно посмотрел на брата Эдмунда:
— А ты кто такой? Тоже небось сторонник Папы?
И только теперь я рассмотрела нищего как следует и поняла, что это был вовсе не нищий. На человеке, на которого напали бандиты, была ряса монаха-цистерцианца с капюшоном. Когда верзила оторвал этот капюшон и отшвырнул его в сторону, я с изумлением увидела белое как мел лицо брата Освальда. Он был в полубессознательном состоянии, по подбородку несчастного струилась кровь.
— Да вы никак знаете этого урода? — догадался громила.
— Он монах, Божий человек, — ответил брат Эдмунд. — Вы должны немедленно отпустить его.
— Мы больше не кланяемся монахам, — прорычал бандит. — Они все лицемеры, колдуны и бездельники.
Я и прежде слышала, как простые обыватели злобно ругают монахов, и всякий раз испытывала такую боль, словно меня били по лицу. Получалось, что людей в рясах ненавидели не только король с Кромвелем и их приспешники.
— Он папист, — орал громила, — а мы знаем, что надо делать с папистами! Верно, ребята?
Остальные радостно заржали. Их было человек десять, не меньше.
— Посмотрите, он совсем слабый и беззащитный. Ну как вам не стыдно, нашли на ком демонстрировать свою силу! — увещевал негодяев брат Эдмунд.
Вожак бандитов швырнул брата Освальда на землю. Монах застонал. Мой друг бросился было к нему, но дорогу ему преградил все тот же громила.
— Тогда давай я испробую свою силу на тебе! Ты как, не против? — загоготал он в полном восторге от собственного остроумия.
— Нет! — закричала я. — Прекратите немедленно!
Бандит обернулся и плотоядно оглядел меня с головы до ног:
— А-а, да ты и девчонку привел с собой? Сейчас позабавимся…
Брат Эдмунд поспешно спрятал меня за свою спину:
— Пусть только кто-нибудь попробует тронуть ее хоть пальцем!
Он поднял правую руку, сжав ее в кулак. Вывести из себя брата Эдмунда было не так-то просто, но когда это все-таки случалось, в гневе он бывал страшен.
Громила угрожающе набычился и двинулся на нас. А вместе с ним и вся его банда.
Вдруг сзади послышался громкий топот. Десятка два человек бежали к нам по улице от Винчестер-Хауса, некоторые размахивали палками.
— А ну убирайтесь прочь! — кричал седовласый священник. — Прочь, вам сказано!
Головорезов сразу как ветром сдуло. Только главарь остановился на перекрестке, обернулся и крикнул:
— Думаете, мы забудем, что ваш епископ Гардинер встал на сторону папистов? Как бы не так!
— Это брат Освальд, бывший монах цистерцианского ордена, — сообщила я священнику, который столь вовремя появился из особняка Гардинера. — Он ранен, вы должны отнести его в Винчестер-Хаус и обеспечить ему уход и лечение.
— Ну уж нет! — резко возразил священник. — Мы и так сделали для вас все, что могли. А дальше уже ваше дело: можете оставить его здесь или забрать с собой, как хотите. Но я настоятельно советую: уходите отсюда поскорей, пока эти негодяи не вернулись с подмогой. А они это сделают, можете не сомневаться.
И люди Гардинера исчезли так же быстро, как и появились. Брат Эдмунд опустился на колени перед истекающим кровью монахом. Осторожно поднял ему голову.
— Брат Освальд, вы слышите меня? Вы помните меня? Я Эдмунд Соммервиль. Мы познакомились во время паломничества в Стоунхендж.