– Наши! – обрадовался Баян, указывая на волхвов, глядевших на черных людей из-за деревьев. – Покричать нашим?
– Подойдем, – сказал волхв.
Их обступили, стали рассказывать:
– За неделю черные-то управились. Три веси согнали с топорами. Княгиню ждут.
Вдруг торопко затрезвонило, осушая волхвам сердца, всполошное било.
– Княгине трезвонят, – сказал Благомир. – Пожаловала.
Из-за леса на поляну выходила вереница людей, одетых в парчовые ризы, с хоругвями, с крестами, с какими-то изображениями в позлащенных, в серебряных, осыпанных драгоценными каменьями окладах.
– Это – иконы, – сказал Благомир. – Своих хранителей христиане рисуют красками. Украшают, как только могут. Не жалеют ни серебра, ни золота.
– Вон она, Ольга-то!
– Княгиня! Княгиня! – шептались волхвы.
– Пешком ведь идет!
– Княгиня – христианка, – сказал Благомир. – Христиане между собой все равны, братья и сестры. Богу своему угождает.
С иконой, крестом выступили из церкви семеро монахов. Все в черном. Высокие, торжественные. Оба шествия встретились возле рощи, где стояли волхвы.
Киевские златоризые священники расступились, и княгиня Ольга с двумя внуками предстала чернецам.
– Ярополк! – обрадовался Баян.
– А другой – Олег, – шепнул ему Горазд. – Мы для Олега запоны на платье делали. Вишь, как сияют! Наши запоны-то!
Монахи поклонились княгине до земли, запели:
– «Воспойте Господу песнь новую; воспойте Господу вся земля!»
Люди, пришедшие с княгиней, подхватили песнь, голоса слились в единый сладкозвучный величавый глас.
– «Пойте Господу, благословляйте имя Его, благовестуйте со дня на день спасение Его!» – пел крестный ход, и волхвы в том ликующем пении слышали грозный призыв оставить тьму ради света.
– «Возвещайте в народах славу Его, во всех племенах чудеса Его! Ибо велик Господь и достохвален, страшен Он паче всех богов. Ибо все боги народов – идолы, а Господь небеса сотворил».
Сказал Благомир своим:
– Они ждут от нас смирения, так смиримся! Преклоним колена перед крестом. Пусть утешит их ложь, ибо нет правды в человеке, который меняет богов ради покоя своего и бережения жизни своей.
Все волхвы опустились на колени, поклонились княгине и ее шествию. Баян разглядел: на иконах лики все большеглазые.
Крестный ход двинулся к церкви. Княгиня Ольга шла, держа внуков за руки. Ярополк увидел Баяна, махнул ему, подзывая. Благомир приказал тихонько:
– Подойди.
Баян подбежал к княжичу.
– Се – мой друг! – Ярополк потянул бабушку за руку, показывая ей ученика волхвов.
Княгиня Ольга, погруженная в молитву, подняла на Баяна глаза.
Все знали – она старая. Да только ни единой морщинки не увидел волхвенок на белом, как зима, лице великой правительницы. В глазах Ольги тоже стояла зима – лед сверкающий. Упала душа у Баяна, как птичка, схваченная за крылья морозом.
– Можно, он пойдет с нами? – Ярополк снова дернул бабушку за руку.
– Вы с братцем тоже ведь нехристи, батюшки вашего ради, – сказала Ольга и вдруг улыбнулась Баяну: – Единый Бог милосерден. Иди к Нему, Он примет тебя.
В храме поместилось не много народу: княгиня с внуками, ближние люди княжьего двора, монахи, киевский владыка.
Началось освящение храма. Перед иконами зажгли свечи, кадили. Запах ладана волновал сердце радостной близостью к великой сокровенной тайне.
Монахи пели, княгиня пела, все, кто был в храме, – пели.
Ярополк показал Баяну на икону Спаса Нерукотворного:
– Се – Исус! Бог. А это Его Мать. Богородица.
– А кто в шкурах? – шепотом спросил Баян.
– Ихний человек. Святой, – и показал головой на дверь.
Баян не понял.
– Пошли на озеро, – шепнул Ярополк. – Меня теперь пускают. Отец велел пускать. Куда хочу, туда иду.
Княгиня Ольга увидела, что старший внук собирается улизнуть, глянула строго, но только перекрестилась, поклонилась своему Богу до земли.
Ярополк и Баян вышли из церкви.
Перед храмом тоже служили.
– Пошли подальше! – сказал Ярополк. – Весь день поют, поют…
– Хочешь к белому коню? Я ведь тоже только пришел. Мы с Благомиром за словом ходили.
– За словом?! – удивился Ярополк. – Бабушкин Бог тоже Слово. Она сама мне говорила.
– Мы искали вещее слово.
Они вышли к белым скалам. Смотрели на реку, полыхавшую солнцем.
– Ты хотел бы птицей быть? – спросил Баян.
– Я хочу быть князем.
– А зачем?
Ярополк удивился, посмотрел на Баяна, но ответить не умел.
– А ты кем хочешь быть? Волхвом?
– Я хочу петь славу пращурам.
– А зачем? – съехидничал Ярополк.
– Чтоб люди помнили. Чтоб ариев помнили, чтоб скифов помнили. Богатырей.
– Я хочу быть князем, – сказал Ярополк, сдвинув брови. – Как князь скажет, так и будет… Скоро мой отец сядет на киевский стол. Он греков не любит… Он ихний Царьград себе возьмет.
– Мне Благомир говорил, земля наших пращуров была от Восточного моря до Истра, от холодного моря до теплого.
– На такой большой земле как править? – строго спросил Ярополк. – Я буду в Киеве сидеть. Чужого не возьму, а уж своего никому не дам.
– А если льды придут из полнощной страны? Арии от тех льдов в Индию ушли. Арии всех покорили. У них были колесницы. Если льды придут, ты поведешь нас в Индию?
– Льды не придут, придут хазары, а у бабушки тысяцкий – старик.
Ярополк нахмурился. Баяну захотелось утешить друга, вспомнил, как в родной веси ребята ходили на руках. Он и встал на руки.
– Ты так умеешь? – спросил, почесывая пятку пяткой.
– Скоморохи мои так ходят.
– А ты пробовал?
Ярополк отвернулся.
– Давай научу.
Стал показывать, что да как.
У княжича раз не получилось, другой не получилось – и вдруг встал.
– Княжич! – прибежал слуга. – Княгиня зовет!
Ярополк стоял на руках, и ему очень нравилось, что он не хуже Баяна, не хуже скоморохов.
– Княжич! – ахнул слуга. – Кровь бы в голову не ударила.
Ярополк вернулся на ноги. Сиял.
– Княжич! Княгиня гневается.
– Возьми на память. Придешь в Киев – покажи страже. Пустят.
