Олега отвели на женскую половину дома Святослава, к матери, а Ярополк с Вышатой поехали на Днепр. Их ждали струги. Полтысячи стругов должны были через три дня прийти в условленное место, дождаться войско Святослава, взять его и вернуться в Киев.
Едва убрали сходни, как бритоголовые, с чупрынами гребцы ударили веслами по воде. Ярополка качнуло, и он припал грудью к борту, чтобы не упасть. Запах великой воды, чистой, как слеза, охватил его тело, его душу. И он сказал себе:
«Не кони – струги! Я буду ходить с Баяном на стругах».
И обратился сердцем к далекому другу-пленнику:
«Баян! Войско моего отца изготовилось. Жди меня. Я приду за тобой!»
Вышата позвал Ярополка на скамью на самом носу струга.
– Давно не хаживала Русь за море. Из этих, – указал на гребцов, – никто еще не изведал морской волны. Великая княгиня Ольга, правда, наведывалась в Царьград, но не за добычей. За крестом… Три дюжины стругов было с ней. Крест любит мир. Не продувает?
Накинул на плечи Ярополка волчью шубу, с волчьей башкой вместо воротника.
– Как идут-то красиво! При дедушке твоем, при князе Игоре, на десяти тысячах стругов за море ходили. В море тесно было. Слава, слава Перуну! Хорошие времена грядут.
«Иные времена грядут, – сказала в то же самое мгновение великая княгиня Ольга, опускаясь на колени перед иконой Богоматери Путеводительницы. – Богородица! Благодатная! Пришло время возложить бремя власти на молодые плечи юного сына моего, христианке вверить царство язычнику. Богородица! Заступница! Не оставь князя Святослава, кровь мою. Не оставь Русь! Мы, избранные Тобою, пьем из животворящей чаши святой веры кровь Христову, едим тело Его. Что будет с нами? Богородица! Умоли Господа, Сына Твоего, да не испепелит гневом Русь за отступников, которые объявят вскоре об отпадении от Христа, угождая князю земному. Не Христу, но мечу будут служить… Смилуйся! Отдаю себя воле Божьей, веруя – просветится Русь светом фаворским. По милости Господа, Его Промыслом не истукану из полена, но Живому Единому Богу поклонятся веси и города русские. Как река, идущая в море, так и народ мой потечет ко Господу. Да выбелит Христос черное, да приведет Русь к Своему Кресту, и будь свята во веки веков. Богородица! Верую! По милости Твоей, по Твоему благословению да будет каждый, рожденный на этой земле, наречен Господом Богом православным».
Плакала неудержимыми слезами.
Наплакавшись, затеплила лампаду перед иконой «Спаса в Силах», прочитала молитву об умножении любви:
– «Владыко Человеколюбче, Царю веков и Подателю благих, разрушивший вражды средостения и мир подавший роду человеческому, даруй и ныне мир рабам твоим; вкорени в них страх Твой и друг ко другу любовь утверди; угаси всяку распрю, отыми вся разногласия соблазны. Яко Ты еси мир наш, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков».
Поцеловала край иконы и соскользнула по стене на пол. Но то не было беспамятство. Ей чудилось, она летит, парит, осеняет огромными, отросшими вдруг крыльями землю, Русь.
Поход на стругах
На стругах развернули паруса. Полетели струги, как птицы, как чайки.
Обедали солониной, хлебом с луком, квасом. Насытившись, нежились на солнце. Было бы горячо, да ветер жару прочь гонит. Ласково под сильным дуновением, а оно до того впрок парусу – звенит. Гребцов объял сон. Вышату тоже сморило. А Ярополк не мог сомкнуть глаз.
По левую сторону Днепра – степь без конца. Степь и синее поднебесье, по другую руку – горы, дубравы, вишневые рощи. Волна бьет в днище, струг сердито погуживает.
Опершись спиной о носовой гребень, Ярополк глядел на струги, идущие друг за другом. Пытался представить не полтысячи, а десять тысяч… Как ужаснулись, должно быть, греки, когда под стены Царьграда явилась такая страсть! Десять тысяч стругов с войском!
Сжимая глаза в щелочки, всматривался – нет ли где какого знака от вещего Олега, от князя Игоря… От Аскольда
[36]
? Вниз по Днепру хаживают за славою, вверх – за славою и с добычей.
Какая она, слава? Чудо-рыба? Чудо-птица? Или одни только песни?
«А даст ли бабушкин Бог мне, крещеному, быть за морем?»
Ярополк рассматривает лица спящих воинов-гребцов. Смогут ли одолеть хитрых греков? У греков жидкий огонь, у греков непробиваемая броня. Греки воюют верхом на конях… Почему бабушка не любит славы, а любит мир? Плачет, боится завтрашнего дня… «Князь Святослав – война» – так все говорят. Все ждут, когда бабушка отдаст княжеское место сыну…
– Война, – вслух произносит Ярополк.
Закрывает глаза, и вот уже пыль столбами. Надо лезть на холм, и еще раз, и еще, еще… Но это не война. На войне будет кровь, будут убитые. Будут кричать, в кого стрела попала, кого копьем проткнули…
Он видел раненого на охоте. Вепрь распорол клыком ногу тиуну. На земле была черно-красная лужа, и сначала раненый кричал. Потом, когда ему зашивали рану, скрипел зубами, а потом, когда везли, стонал…
С воды поднялись большие белые птицы. Полетели низко над водой, крылья, как весла. Мах, мах, мах!
– Лебеди, – сказал пробудившийся Вышата. – Ты бы подремал, княжич.
Ярополк послушно лег на дно струга, на овчину. Заснул, глаз не успев смежить.
«Лебеди, – говорил он во сне. – Лебеди!»
На ночлег стали возле русла тихой, почти не текущей реки. Ловить рыбу сил у гребцов не было, заварили клецки, похлебали, легли спать. А Ярополк день с ночью перепутал. Выспался. Вышату тоже сон не берет. Предложил воспитаннику:
– Пошли, княжич, поглядим на потаенное. Как земля во тьме бодрствует.
Но тьмы не было. Небо на востоке светилось, как светится белая стена от светильника. Свет небольшой, но покойный, ясный. Точно такой же свет лежал на воде тихой реки.
– Что это? – удивился Ярополк.
Трава на берегу закачалась, зашуршала. Вода стала виться змейками.
– Да это же и есть змеи! – тоже удивился Вышата. – На другой берег поплыли, во тьму. Но темно теперь там, где скоро загорится новая заря.
– Что это? – снова спросил Ярополк.
Голова с крыльями висела совсем близко от них.
– Сова.
Сова метнулась куда-то в сторону и опять повисла совсем рядом. Зеленым кошачьим огнем сверкнули жуткие круглые глаза. Ярополк схватился обеими руками за руку Вышаты.
– Охотница! – спокойно сказал наставник. – Мышей выглядывает.
Сильно плеснуло на реке. Ярополк вздрогнул.
– Щука. – Голос Вышаты был до того спокойный, что все страхи княжича тотчас и растаяли.
