Друг от друга дубы стояли не близко, а кронами соединились в единый шатер.
– Вон на том камешке посиди! – показал Вышата на выступавший из земли плоский белый камень, заросший зеленым нежным мхом.
Ярополк подошел к камню, дотронулся ладонью до мха. Нежный, теплый. Сел. Вышаты не видно. Одного оставил.
«О чем же надо думать? – встревожился Ярополк. – О важном, но о чем? Почему Вышата ничего не сказал…»
И вдруг ахнул: не грех ли у дубов судьбу пытать, когда крещен, когда знаешь: весь мир – творение Единого Господа Бога.
Поглядел на дубы. Необхватные. Пятеро тиунов не обхватят, а тот, что чуть в стороне – десятеро не обхватят.
Вдруг листья сильно зашумели, словно кто-то схватил дубы, как веник, и встряхнул. Уже в следующее мгновение все было тихо, и Ярополк обомлел. Он прозевал вещий говор листьев.
Беспомощно оглянулся и увидел у ближайшего дуба деда Боровика. Гриб и гриб.
– Не много тебе нашумлено, – сказал дед и покачал шапкой. – Ну, уж сколько есть. Помни, дивный отрок, коли не побережешь брата, брат тебя тоже не побережет…
Ярополк увидел прошлогодний желудь на земле. Темный, тучный…
– Можно взять? – спросил он деда, а Боровика уже не было.
Ярополк сошел с камня, поднял желудь. Тяжелый, в ладони едва помещается.
Выбежал из-под зеленого свода.
– Вышата! Смотри, какой желудь!
Вышата отвязывал лошадей.
– Скорее, княжич! Войско идет.
– А желудь?
– Возьми.
– А где дедушка?
– Дед вещий. Сам знает, где ему быть. Скорее, скорее…
Скакали к реке галопом. Опередили князя Святослава.
Ярополк сказал Вышате:
– Я Благомира любил. Скорее бы отец шел на хазар. Там Баян в плену.
Бег по реке
Князь Святослав не пришествовал, прибежал на берег Днепра. Тотчас все пешее войско погрузилось на струги. Конница и табуны пошли берегом. На струги взяли только трех коней, подарок Кури.
Ветер дул попутный, подняли паруса, но гребцы тоже были на веслах. Князь приказал быть в Киеве на другой день в то же время, как отплыли. Корабельщики переглянулись: мыслимо ли за вечер, ночь, день на осевших стругах – на каждый пришлось по шестьдесят человек – да против течения одолеть трехдневный путь?
Святослав сказал:
– Сможете, всем по коню да кафтану да хмельного питья сколько поместится в брюхе, еды с княжеского стола… Не сможете, воротимся и поплывем опять.
– Сил не хватит грести не спавши, не евши, – посмели возразить князю разумные.
– А дружина на что? Грести сменами. Смена через каждую версту. Ночью смена через час.
Святослав устроился с Ярополком в крошечном закутке на носу. Сказал, глядя на парус:
– Ветер попутный! Помогай, Стрибог, помо…
И заснул на полуслове.
Ярополк потянул ноздрями воздух. Отец пропах степью, потом, солнцем. К веслам спешила следующая смена, и Святослав пробудился. Улыбнулся Ярополку:
– Заснул я, что ли?
– Заснул на единый миг.
– А мне этого довольно! – Окликнул гребца: – Варяжко! Изволь, брат. Уступи мне свой черед. Погребу, а ты княжича поучи, как по рекам ходить. Ему бы тоже погрести хорошо, да весла велики.
Варяжко сел на моток веревки…
– Что, княжич, любо на стругах ходить?
– Любо! – сказал Ярополк, поднимаясь.
Струг делал поворот, срезал пространство, прижимаясь к правому высокому берегу.
– От земли близко, но глубина здесь страшная, – объяснил Варяжко. – А на середине мелко. Ходить по рекам мудрено.
– А по морю?
– По морю мудреней мудреного, – улыбнулся Варяжко.
Зубы у него были белые, веселые, и глаза веселые, да с горчинкой.
– Ты хочешь на хазар идти? – спросил Ярополк.
– Я князю за деньги служу. Скажет, пошли на греков, пойду на греков. Скажет, пошли на хазар, пойду на хазар.
– А мы хазар победим?
– Князь Святослав пойдет, когда победа созреет, как яблоко.
– Мой отец – война, – сказал Ярополк.
Варяжко не согласился:
– Твой отец – победа. Бабушка твоя – вещая, отец твой – победа.
Ярополк промолчал. Если отец победа, почему бабушка горюет, уступая княжеское место?
– Что бы ты, свет мой Ярополче, хотел узнать о хождении по рекам и по морям? – спросил Варяжко.
– Про греческий жидкий огонь.
– Э-э! Сия тайна за семью печатями. Я сам не видел, но струг моего отца сгорел от того проклятого огня. Одно знаю, греческий жидкий огонь водой не зальешь…
Молчали. Слушали, как единым дыхом выталкивают из себя воздух гребцы. Потянулась к скамьям новая смена. Пришел князь.
– Хорошо размялся. Летят струги! Как птицы летят! – широко зевнул, улыбнулся. – Посплю.
Варяжко ушел к своим. Ярополк, чтоб отцу было просторнее, перебрался на носовой настил.
«Зачем отец так спешит? – думал княжич. – Зачем он всегда спешит… Войско у него бегом бегает. И сам он, князь, живет, как простой воин».
Вкусно запахло едой: дружинники подкреплялись. Работа предстояла долгая, трудная.
Завечерело. Гребцы начали меняться через полчаса. Отработали – спать. Поспали – за весла. Скорость хода сначала заметно упала, но с наступлением ночи ветер засвистел, паруса надулись пузырями.
Стало холодно. Ярополк нырнул в носовой закуток и, засыпая, малодушно порадовался, что он еще – мал, что ему можно спать вволю.
Сквозь сон слышал – струг подходил к берегу. Кто-то прискакал из Киева, привез отцу весть: великая княгиня собирается встретить сына на берегу Днепра и объявить при всем народе, что она передаст ему власть в день Рождества Богородицы, ибо сей день для Руси и русичей – благословенный.
Святослав сказал Вышате:
– Она хочет украсть у меня лето. Украсть поход. В осеннюю распутицу куда пойдешь… Что думаешь, Вышата?
– Тебя ждут через три дня, а ты будешь в Киеве завтра.
– Пока ветер в паруса, пусть все спят! – приказал Святослав. – Грести начнем на заре. Меняться через версту, через полверсты.
Нет, то было не плаванье. Полтысячи стругов пустились по Днепру вскачь. Шли тремя рядами, друг за другом, уступая время от времени тяжкую честь рассекать воду первыми.
На весла садились, глядя на князя, и старый Вышата, и тонкокостный Блуд. И кормщики. Один Ярополк не брался за весла, чтобы не помешать бешеному движению.
