Изборцы поклонились, а князь распорядился дать им хлеба на дорогу и, ради радости своего восшествия, подарил каждому по рубахе и портам. Отпуская, наказал:
– Кому из сыновей ваших меч дороже сохи, отпустите ко мне на службу.
Следующим просителям нужны были какие-то озера для ловли рыбы… Княгиня Ольга отписала эти озера на себя, но никто никогда рыбу в тех озерах так и не лавливал.
– Берите! – разрешил Святослав, забыв обложить рыбаков хоть малой данью.
Очередным просителям князь позволил ставить на неведомой ему реке три мельницы. Оказалось: река бобровая. Мельничные запруды оставят бобров на мелководье. Святослав хоть и пожалел звериный народец, но решения отменить не захотел.
Конца делам не предвиделось. Заросшие бородами иудеи принесли сундук серебра, просили дозволения провозить по Днепру рабов-христиан.
Святослав деньги взял. Христианами были хазары, греки, болгары, жалеть их не приходилось. Чужие.
Судебные дела совсем замучили князя. Дикие убийства, кровавые драки: одни луг не поделили, этот лошадь угнал, тот зарезал у соседа свинью.
Явились на суд два клана, истреблявшие друг друга из-за кровной мести.
– Да будет так! – решил Святослав. – Беру на три года из обоих семейств всех взрослых мужчин в свое войско. Семьям дам хлеб из моих житниц.
День кончился при светильниках, а назавтра то же самое. Кому-то нужны покосы, кто-то оголодал. Эти от мора прибежали к соседям, и стало тесно, где-то ни единого дождя не выпало, села горят. В бурю рыбаки утонули в Днепре. Лихоимцы все сено увезли у вдовы…
На пятый день княжения Святослав взъярился:
– Где вещая Ольга? Скачите, ищите и найдите! Пусть идет в Киев. Княжить идет! На ее стул я не садился. Мне своего довольно.
Все было готово к походу, но на кого оставить Киев, княжество? Премудрая Ольга снова поучила его. Но учила и жизнь. Приехал из земли буртасов соглядатай варяг Истр. Над его вестями как было не призадуматься?
Буртасы ходят под хазарами, выставляют кагану десять тысяч всадников. А это значит, для своей обороны могут посадить в седло не меньше двадцати тысяч. Лошадей, правда, держат не все, у кого лошадь, тот богатый.
Святослав сердито покряхтывал: поспешать с походом, может, и на погибель свою. Летняя сухая погода – раздолье коннице. Только оглядывайся, с любой стороны могут ударить. Осенью надо идти на буртасов. По раскисшей от дождей земле ходить трудно, но зато и у лошадей прыти убавится. Когда лошади вязнут, торжествует пеший.
Обстоятельный Истр многое углядел. Летом буртасы уходят в степь со стадами. Живут вроссыпь. Возвращаются в избы со всеми своими богатствами и припасами в конце лета. И вскоре многие мужчины уходят в боры добывать пушного зверя. Буртасские шубы из черных лис носят цари Хорасана, Испании, Магриба…
«Можно будет зело обрадовать Путяту Потаеновича», – думал Святослав, усмехаясь.
Истр встревожился: не собирается ли князь закидать буртасов шапками? Припугнул:
– Народ не хлипкий. Иные охотники ходят на медведя в одиночку. В снегу спят… Телом многие дородные. Свиней держат. А женщины у них на верблюдах ездят. Верблюдов у буртасов больше, чем лошадей. Одежды у них верблюжьи да звериные. Никаких морозов не страшатся.
– Велика ли слава бить немощного? – усмехнулся князь. – Буртасы по мне.
Посмотрел на Истра весело:
– А у тебя душа не робкая?
– Я – варяг, – насупился Истр.
– Быть воином – еще не смелость. Отважишься ли снова пойти к буртасам, к их князю, и так сказать: «Святослав хочет идти на тебя».
– Прикажи, князь!
– Неделю гуляй, потешь себя, как душе твоей угодно, а там и в путь.
Свенельд заволновался, переглянулся с Вышатой, с другими боярами.
– Дозволь слово молвить, великий князь.
– Говори.
Воевода встал, подвигал густыми бровями, изобразил, будто что-то взвешивает на ладонях.
– Святослав! Разве Асмуд не учил тебя, что напасть на врага врасплох – половина победы. Запрутся буртасы в своем городе, что будем делать? Осаждать? Каган того не потерпит.
Святослав уронил голову на плечо, вытянул руки, вытянул ноги, захрапел. Ударил ладонями по гривам золотых коней на подлокотниках:
– Убивать спящих? Я – не печенег. Я – Святослав. Даже самые подлые враги будут предупреждены мною о моем приходе.
– Но ведь тогда к твоим приходам будут готовиться.
– Трепеща.
– Кто нынче знает о Святославе?! – воскликнул в сердцах Свенельд.
– У первого крылья сгорят на огне, второй без огня волдырями покроется, меня ожидаючи.
– Но ведь это лишние потери!
– Честь превыше всего! Честь.
Сидели бояре, думали. Иная пришла жизнь. Долго ждали, дождались…
Хождение по ловищам
Ярополк загоревал, отправляясь с бабушкой. Молитвы заставит учить, книги читать. Сначала страхи его оправдались.
Приезжая в погосты, молились, где был храм – в храме, где была часовня – в часовне. На службах стоять приходилось по многу часов, кланяться, падать на колени. Но чем дальше, земля становилась безлюдней. Пробирались через леса к ловищам, где жили ловчие. Жизнь у Ярополка стала привольной. Ловчие брали княжича проверять силки, поставленные на дичь. Показывали норы зверей.
Часть заготовленных зимой шкур охотники давали Ольге как дань, другую часть она покупала. Расплачивалась справедливо: хлебом, одеждой, оружием. Кто просил денег, давала деньги.
Однажды пришли к реке, веселой на отмелях, тихой, потаенной под сенью леса. Ольга поглядела на Ярополка заговорщицки и шепнула вдруг:
– Давай рыбки половим.
– А чем?! – удивился отрок, у них не было ни удочек, ни сети.
– Руками.
Дружину княгиня отправила лес рубить.
Сгорело от молнии село, княгиня явилась к погорельцам, как сама Божья милость. Приказала построить новое на новом, более пригожем месте.
Ярополк глядел на бабушку разиня рот.
– Руками?!
Ольга засмеялась, сбросила с плеч дорогую ферязь
[41]
, разулась и вошла в реку.
– Раздевайся, раздевайся! – поманила внука.
Ярополк раздевался, а сам смотрел, как же это бабушка будет рыбу ловить?
Княгиня подбрела к тенистому берегу, завела руки под коренья. Затаилась. Перешла на другое место, на третье. И – плюх, плюх, плюх! В ее руках, хлеща хвостом, бился, извивался – налим. Бабушка шумно выскочила на берег, кинула рыбу в траву.
