– Хорррош! Хорош! – завопил в восторге Ярополк. – Ух ты, рыбина! С аршин!
– Корзину неси, – сказала Ольга.
Ярополк принес корзину. Думал – рыбу складывать. Но бабушка пошла с корзиной в реку.
– Видишь, травка на отмели? Я корзину поставлю, а ты рыбу загоняй.
– Матушки вы мои! – ахнул Ярополк, когда бабушка ловко подняла корзину. На плеск и пляска. Попалось два больших окуня, полдюжины красноперок, язишка.
Потом ловили пескарей на мели. Таскали раков из нор.
Сами сложили костер, сами рыбу почистили. Бабушка бросила в уху листья смородины, целый пук трав.
Такой вкусной ухи Ярополк никогда еще не едывал.
За три дня дружина поставила сорок пятистенных срубов вместо былой дюжины избенок. Ольга отделила старших и средних сыновей. Четыре избы отдала молодым семьям. Обновленную весь одарила церковкой и оставила иеромонаха приготовить людей к крещению, крестить и преподать им Слово Божие.
Из лесов княгиня и дружина снова вышли в степь, к ловищам, где инородцы, получившие от Ольги защиту и землю, берегли от истребления туров. Инородцы эти были ассами.
Для великой княгини благодарное племя поставило огромный белый шатер. Пол в шатре выстлали белоснежными кошмами.
Нашелся для княгини стол и стул. Все остальные пировали на полу. Ярополка посадили рядом с ильком.
День был постный, еда мясная, но княгиня угощением не побрезговала, отведала от каждого блюда.
Два певца пели славу вещей царице славян и руссов, а когда трапеза завершилась, старейшины поднесли спасительнице турий рог, оправленный золотом. В тот рог был помещен другой рог, с крышкой, наполненный целебным бальзамом.
Княжичу подарили коня, седло и саблю, с тяжелым, для разящего удара, концом.
Вечером гостей повезли в степь смотреть туров.
С холма вид открывался на все четыре стороны. Петляли змейки речушек, кучерявились островки кустарников, рощ, темными морщинами пересекали землю ровные борозды оврагов, будто кто с сошкой прошел. С великой сошкой, понукая богатырскую Сивку-бурку.
Разглядели стада туров. Золотисто-бурые пятнышки на зеленом.
Ольга поклонилась ильку и старейшинам:
– Спасибо. Бережете дивного зверя.
– Покуда в Киеве есть хозяин – турам приволье, – ответил улыбчивый ильк.
Ольга вздохнула. Ей стали рассказывать, как приходится все время быть настороже. На целебные турьи рога ловцов множество.
Ярополк сначала слушал, а потом на облако загляделся. Почудилось: не туча грозовая катится краем неба – то человек в шлеме на коне. Голову дрема клонит. Щит за спиной, хвост у коня по ветру летит. Грива тоже полощется.
«Уж не Святогор ли?» – подумал Ярополк, поглядывая на взрослых.
Все были заняты беседой, каждый хотел что-то сказать великой княгине.
– Не видят, – прошептал Ярополк. – Одному мне показался.
Утром простились с сберегателями туров, поехали к ловищам, где добывали выдр и бобров.
Здесь один из ловчих пригласил великую княгиню и княжича есть медвежью голову. Медведь повадился драть коров, пришлось убить безобразника.
Медвежью голову поставили на широкий, с хороший стол, пенек. Вокруг пенька усадили великую княгиню, княжича, остальные места заняли сам охотник и его сыновья. Угощение раздавал глава семейства. Это он убил огромного зверя.
Первый кусок – княгине, последний – самому младшему – Ярополку. Начали с языка, кончили мозгами.
К искусно снятым медвежьему носу и губам пристроили ремешок. Сначала «маску» примерил охотник, потом его сыновья. Каждый из них, нарядившись медведем, и ревел по-медвежьи. Предложить маску великой княгине охотник не осмелился, но она сама протянула руку, а надевши на себя нос и губы, посвистала бурундуком, изумив охотничью семью знанием обряда.
Ярополк тоже медведем нарядился, тоже порычал, поревел.
Охотничья семья провожала Ольгу как родную. Хозяйка поднесла кошель с целебными травами, хозяин – медвежью желчь, а младшая девочка кузовок с костяникой.
У Ярополка даже слезы закапали: так его тронула любовь лесных людей к его мудрой бабушке. Но не отъехали они от ловища и трех верст, вышел к ним из леса волхв с бородой до земли.
– Отступница! – закричал волхв и ударил в землю высоким трезубцем с головами хоря, змеи и совы. – Ты отреклась от заветов пращуров, от богов чистого огня и чистой воды, ты поклонилась, безумная, чужеземному Богу.
– Да благословит тебя Творец неба и земли, дня и ночи, всего видимого и невидимого, – отвечала Ольга, осеняя себя и внука крестным знамением. – Да смилостивится над тобою Господь мой Исус Христос.
– Отступница! Отступница! Отступница! Я проклинаю день, когда тебя зачали родители твои.
– Да благословит Господь поносящего меня, грешную! – воскликнула Ольга, отдавая земной поклон неистовому волхву.
– Ты прельстилась золотом храмов мерзких византийцев! – Волхв поднял и сломал трезубец над своей головой. – Знай! Твой всемогущий Бог не спасет хитроглазых греков от погибели. Истребятся их золоченые храмы, их слава будет лежать в пыли под ногами пришлых… Ты свечи жжешь перед Распятым, но вымоли хотя бы лишний год жизни своим внукам. Их дни сочтены.
– Господи! – Из глаз Ольги полились слезы. – Господи! Смилуйся над ложнопророчествующим! Не ведает, что говорит его язык.
Стражники окружили волхва, но княгиня решительно повела рукой:
– Не прикасайтесь к язычнику! Он, бедный, держит душу в потемках. Прячется от людей, от света. Да простит его Господь, ибо от рождения не знает правды. Пробудись, старче, от сна заблуждения! Пробудись – и прозреешь.
– Я прозрею, а ты – никогда! – Волхв бросил под колеса повозки остатки трезубца. – На тебя надежды, княжич! Прими.
Подошел, положил в руки Ярополка витой тяжелый рог канувшего в небытие единорога. Поклонился до земли. Отпрянул. Скрылся за деревьями.
Ольга отирала глаза, а слезы лились да лились.
– Почему ты его не убила? – сердито спросил Ярополк.
– Ты говоришь как язычник! – И замахала руками на воинов – Не видели, как слезы капают? Езжайте! Езжайте! Дорога лечит от печалей.
Братья
В Будутино, в родовом имении Ольги, княжил сын рабыни Малуши Владимир Святославич. Княжил так, будто в Киеве сидел. А было тому правителю почти уже пять лет.
Каждый день Владимира сажали на высокий позлащенный дубовый стул, и Малушины тиуны докладывали ему о делах, а княжич, взглядывая на дядьку своего, на уя Добрыню, принимал решения. Добрыня улыбнется, Владимир – просияет. Добрыня нахмурится, Владимир скажет: «Нет! Не так!» – и решит дело иначе. А если опять промахнется, то думать будет долго, что-то обязательно придумает, но воли своей уже не объявит: «По мне надо вот как сделать, да вы сами думайте».
