Чик понизил голос.
— Могу сказать тебе вот что: когда эту штуку соберут и запустят, американцы смогут ложиться спать совершенно спокойно.
Жук выждал, что тот скажет еще. Молчание.
— Вот как? — сказал он. — Значит, это новое снотворное. Что ж, это круто! Я и не знал, что у «Гроуппинга» есть еще и фармацевтический бизнес. Почему меня никто об этом не извещал?
Чик вздохнул.
— Ну ладно. — И, перейдя на шепот, добавил: — Это касается Китая.
Жук пристально на него посмотрел.
— Больше ты ничего от меня не добьешься, — сказал Чик. — Можешь пытать меня водой и огнем, но больше ничего от меня не услышишь.
— Касается Китая, — повторил Жук. — И американцы будут спать спокойнее. Что ж, это определенно сужает круг догадок. Хорошо. И чего ты от меня хочешь? Что я должен сделать с этой исчерпывающей информацией? Выпустить пресс-релиз? «‘Гроуппинг-Спрант’ объявляет о своем плане улучшить сон американцев. Это связано с Китаем». Годится?
— Черт с тобой, Жук. Хорошо, но только это — всё. И не смей меня больше ни о чем спрашивать. Кодовое название проекта — «Телец».
— Телец. Как созвездие Телец?
Чик серьезно поглядел на него.
— Эта штука — то, что надо, кроме шуток, Жук. Разработана на Манхэттене. По технологии двадцать второго века. Это такая штуковина, что самому Господу Богу мало не покажется.
Горячность Чика подействовала на Жука.
— Ладно, поверю тебе на слово. Но хоть какую-то подсказку ты мне дашь — в каком направлении двигаться?
— Я как раз к этому и подбирался. Нам необходимо, чтобы Комиссия сената по ассигнованиям расщедрилась. А если ты хотя бы произнесешь слово «Китай», то эти тупицы на Капитолийском холме мигом побегут прятаться в укрытия. Они нервничают из-за Китая сильнее, чем нервничает длиннохвостая кошка, оказавшись в комнате, где полно кресел-качалок.
— Ну, — сказал Жук, — вообще-то, знаешь ли, Китай финансирует нашу экономику. Нет, разумеется, я ненавижу их так же, как все остальные. У-у, ублюдки-коммуняки!
Чик усмехнулся.
— Ну, вот тебе и карты в руки. Жук, настало время вернуть красный цвет красному Китаю!
— Красный Китай! Давненько мы не слышали, чтобы его так называли.
— Насколько я знаю, флаг у них до сих пор огненно-красного, коммунистического цвета. Настало время, — продолжал Чик, — просветить широкие и недалекие массы американцев — да возлюбит их Господь, — просветить их по поводу… — Тут Чик сделал паузу, будто подыскивая правильное слово, — опасности, которая грозит нам, как государству, от страны с населением около полутора миллиардов.
Жук не сводил с него глаз.
— Разве это не Шарль де Голль сказал: «Китай — это большая страна, населенная множеством китайцев»? — спросил Чик.
— Даже если он этого и не говорил, то должен был сказать.
— Жук, нам нужно просветить американский народ по поводу истинной угрозы, которая стоит перед нами. Если это удастся, тогда эти импотенты, трусы и кретины в Конгрессе США — да возлюбит их Господь — потянутся следом.
Жук задумчиво кивнул. О чем это толкует Чик? Выдержав паузу, чтобы показать, что его мозг пытается охватить эту серьезную мысль всю целиком, Жук спросил:
— Ты имеешь в виду какую-нибудь конкретную угрозу? Или все сводится просто к тому, что их — такое пугающее, такое чертово множество?
Чик снова широко ухмыльнулся.
— Да не знаю я, черт возьми. Это же по твоей части, старина. Может, мировое господство? Пожалуй, я бы не хотел жить в мире, которым заправляют наследники Мао Цзэдуна.
— Мировое господство, — повторил Жук. — Ну, да, есть такая угроза.
Чик хлопнул Жука по коленке.
— Ты что-нибудь придумаешь.
Жук сказал:
— Значит, мы с тобой в равном положении… Ты хочешь сказать, что я должен сам во всем этом покопаться и пробудить в массах, так сказать, антикитайские настроения?
Чик улыбнулся.
— Я бы не сформулировал это лучше. У тебя поистине дар слова, друг мой. Наверное, за это мы тебе и платим такие бешеные деньжищи. — Чик поднялся. — Ты мне нравишься, Жучище. С тобой мне никогда не приходится ходить вокруг да около. Как с многими из вас, вашингтонских типчиков.
Из вас, вашингтонских типчиков. Ничего себе, милый комплимент, — подумал Жук.
— Очень великодушно с твоей стороны, Чик. Прямо-таки великодушно.
— Ну, а теперь о более приземленных вещах: мне кажется, будет гораздо лучше, если твоя фамилия не окажется в платежной ведомости.
— А вот тут, генерал, я вас уже не понимаю, — сказал Жук.
Чик усмехнулся.
— Когда ты начнешь украшать Великую стену граффити вроде «Китай — говно», а мы по-прежнему останемся твоими заказчиками, все это будет выглядеть немного странно. Даже Хелен Келлер
[7]
без труда сделала бы нужные выводы.
— Я, конечно, не хочу показаться продажной девкой, работающей на военно-промышленный комплекс, и все такое, но неужели ты предлагаешь мне заняться разжиганием всех этих антикитайских страстей — pro bono?
[8]
Пожалуй, это два самых грустных слова в английском языке.
— Разве это не латынь — pro bono?
— Да какая разница.
— Я немножко знаю латынь. Dulce et decorum est pro patria mori
[9]
. Знаешь, как это переводится? Как сладостно умереть за свою родину.
— Благородное чувство, согласен. Я люблю родину. Я люблю «Гроуппинг-Спрант». Я люблю тебя — как гетеросексуал, конечно. Если бы у меня имелись гейские наклонности, то, несомненно, ты бы физически привлекал меня. Я бы пожелал сочетаться с тобой гражданским браком и усыновить вместе с тобой африканского сиротку. Но у меня протекающая крыша, протекающий амбар и куча ртов, которых нужно кормить. Не говоря уж о новой лошади Минди. Ты что-нибудь знаешь о сухожилиях? Может быть, «Гроуппингу» имеет смысл взяться за этот сектор рынка? Вот где можно зашибать бешеные бабки — что там какие-то беспилотники!
— Успокойся, друг мой. Я вовсе не предлагал тебе трудиться без вознаграждения. Я знаю, что у тебя там, в лошадиных краях, своя Тара
[10]
. Как, кстати, поживает твоя красавица жена? Она просто изумительна. Как девушка с обложки «Города и пригороды» или еще какого-нибудь такого журнала. Она, правда, стремится завоевать золото? Вот это да!
