— Да, сложная ситуация. Ну, так что с Кубком Тан?
— Об этом объявили сегодня утром, из Белого дома. Они откладывают визит президента Фу в США.
— Фа. Его зовут Фа.
— Да плевать мне, как его зовут! И отменяют целый ряд мероприятий. Торговые выставки. Студенческие обмены. Музейные выставки. Спортивные соревнования. Состязания на Кубок Тан!
Жук помассировал себе виски. Он все еще был мыслями за десять тысяч километров отсюда, в Иране, в кратере бомбовой воронки посреди отчаянной перестрелки.
Ей нужно сочувствие. Изобрази сочувствие.
— Ну что ж, детка, война — это ад.
Услышав возобновившиеся всхлипывания, Жук заключил, что его попытка утешить Минди не увенчалась успехом.
Попробуй еще раз. Переключи скорости. Рассмеши ее — пусть она рассмеется. Ты ведь это умеешь!
— Ну, попробуй найти в этом что-нибудь положительное. Например, теперь тебе не придется фотографироваться!
Молчание.
— Ты ведь говорила, что тебе нужно сделать кучу снимков? А ты терпеть не можешь фотографироваться! Мин? Детка? Ты меня слушаешь?
Нет, она его уже не слушала.
Он встал и направился к холодильнику. Воды. Нужно выпить воды. Он поглядел на свое отражение в зеркале. О-о! Небритый, нечесаный, с ввалившимися глазами и мутным взглядом… Это был его неопрятный двойник: мистер Хайд из поколения Х.
Внезапно Жук ощутил страшную усталость. Отдохнуть. Нужно… отдохнуть. Он чуть-чуть вздремнет, потом примет душ, выпьет кофе и допишет роман. Допишет… свою тетралогию «Армагеддон»! Ну, а Турок… пусть, пока автор спит, его бессознательное само решит — оставить Турка в живых или убить. И зашаркал к постели, будто пациент психиатрической клиники.
Он проснулся. Поглядел на цифровые часы. 9:07 — вечера. Он чувствовал себя так, словно, пока он спал, его забальзамировали для похорон. Он едва мог пошевелиться. Некоторое время он просто лежал, думая, что делать дальше, а потом вспомнил про звонок Минди.
Ему удалось выбраться из постели, доплестись до кухни и позвонить ей. По-видимому, его оправдания прозвучали убедительно, потому что она не выразила особого протеста, когда он сообщил, что приедет домой около полуночи.
Из машины он позвонил Энджел.
— Где ты был, черт возьми? Я тебе раз двадцать звонила. Ненавижу, когда ты отключаешь мобильный!
— Потом объясню.
— А ну-ка дуй сюда, голубчик, — да как можно живее. Вот оно — вершится! Китайцы протаранили тайваньское креветочное судно. Визит Фа отменен. Заседает Совет безопасности. Да-а-а-а!
— Ну да, а еще отменен Кубок Тан.
— И что? Кому какое дело?
— Эндж — она плачет.
— Ну, скажи ей, что она уже большая девочка, так что пусть утрется.
— Это некрасиво.
— Дорогой. Мир объят пламенем. И это мы поднесли спичку. Да, ее скачки отменили. Ну, скажи ей, что война — это ад.
— Уже говорил. Ладно, мне пора. Я сейчас в машине. Эти дороги…
— А куда ты едешь?
— Домой. Утешать жену. Как знать — она, чего доброго, может какой-нибудь чистящий раствор выпить.
— А как же я?
— Непохоже, что ты на грани самоубийства. Похоже, у тебя, наоборот, рот до ушей.
— Ну, я просто подумала, что ты мог бы разделить со мной этот потрясающий, поистине исторический миг. Я сейчас в «Военной комнате». В нашей «Военной комнате», дорогой. Тут все так наэлектризовано… Господи, кажется, протяни руку — и дотронешься до самой истории. Ах да, звонили из «Вашингтон пост». Там собираются делать про нас огромную статью.
— Про нас?
— Про Институт. Про меня. А может быть, и про тебя — если только ты перестанешь так по-глупому хорониться в тени. Ради бога, дорогой, выйди на сцену, поклонись зрителям. Ведь лет через сто о нас все будут говорить.
— Через сто лет — не беда. А сейчас — крупная неприятность.
Молчание.
— Ну и прекрасно. Езжай к Маффи. И угости ее кусочком сахара — от меня!
— Ее зовут Минди.
— Ладно, запишу куда-нибудь, — сказала Энджел и отрубила связь.
Жук уже собирался нажать на «отбой», как вдруг…
Глава 34
Пожалуйста, сэр, можно мне еще?
— Уолтер! Уолтер! До-ро-гой! Проснись-пробудись.
— М-м.
Жук раскрыл глаза и очутился непонятно где: там был только яркий свет и странные равномерные звуки. Биип… биип… биип… биип. Такое ощущение, что он находился под водой. И вместе с тем было приятно. Очень даже приятно. Он снова сомкнул веки.
— Уолтер! Ах, Уолтер.
Какой знакомый голос. Откуда он — из телевизора? Очень знакомый. Может, это женщина из утреннего шоу? Нет…
— Уолтер. Проснись.
Он почувствовал, как кто-то поглаживает его по руке. Снова открыл глаза. Всмотрелся. Моргнул. Сфокусировал взгляд.
Минди? Но что она делает в «военно-промышленном дуплексе»? Она же никогда туда не заглядывает. Ага, значит, Энджел. Он оглядел комнату. Нет, это совсем не «военно-промышленный дуплекс». Тогда где же он?
— До-ро-гой?
— Мин?
— Как ты себя чувствуешь?
— Мнгм.
— Ты в больнице.
В больнице? Почему в больнице? Не помню, чтобы я болел.
Да, это явно Мин. Она стоит возле его постели и гладит по руке. У его запястья — капельница. Капельница? Этого еще не хватало.
— Ты попал в аварию, дорогой. Ты сбил оленя. На машине.
Олень. Гм. Да. Говорил по телефону, а потом… громкий стук.
— Ты разговаривал, — сказала Минди. — Разговаривал несколько часов подряд. А кто такой Турок?
Он услышал слабый щелчок, и вдруг его целиком накрыла восхитительная волна тепла и счастья, словно поток чистого солнечного света. Боже, как чудесно. Если бы всегда было так чудесно. Гм. Ну, да — это морфий. Пожалуйста, сэр, можно еще? Да, Оливер Копперфильд
[64]
.
Внезапно Жук открыл глаза. И с тревогой посмотрел на Минди.
— Турок! А что с ним? Он выбрался живым?
— Понятия не имею, — ответила Минди. — Я не знаю никакого Турка. Он что — из Турции? Ты непрерывно говорил о каком-то Турке и еще о какой-то Бетти Попрыгунье. Кто она?
— Бетти, — мечтательно улыбнулся Жук. — Она… у нее потрясающие… стати. Когда она выступает на параде и выпячивает грудь, то у нее едва не лопается форма. Ребятам это нравится. Но только не Турку. Нет-нет. Турок действует строго по инструкциям.
