— Да. И вы тоже, фрау Буш. Ведь она — королева, а Гедель не король. То, что он намеревается сделать, — измена, и, если вы собираетесь помогать ему, вы тоже изменница. Теперь расскажите мне про актрису. Как ее зовут?
— Кармен Руне, это ее сценический псевдоним. Но она еще использует и другие имена.
— Зачем вы повели ее туда сегодня вечером? Это часть плана Геделя?
— Нет! Боже упаси! Он ничего о ней не знает. Я продолжала поддерживать с ней отношения ради принца. Принца! Ха! Он король по праву, а она королева! Та англичанка…
— Вы что же, не знаете своей собственной истории? Королева Аделаида — Адлертрегер, следовательно, королева по праву и закону. Неужели вы думаете, что этот несчастный способен править государством? Он уже ни на что не годен до конца своих дней. О чем вы думали, когда привлекли к этому делу его жену? Вы знали, что она ответственна за гибель двух других принцев?
— Меня это не касается.
Она смотрела на него с вызовом, губы ее были стиснуты, щеки горели, старые покрасневшие глаза глядели с фанатическим упрямством. Он отвечал ей взглядом в упор. Наконец она отвела глаза, и слезы потекли на ее одеяло.
— Меня это не касается, — всхлипывала она. — Я написала ей, потому что она любила его. И я повела ее туда сегодня, потому что она хотела убедиться в том, что он жив! Все, что я делаю, — только ради него, моего несчастного малыша Лео, моего маленького принца…
— Вы хотите вытащить его из этой мерзкой дыры?
— Да!
— И я хочу того же. Его необходимо освободить и выходить как следует. Но послушайте меня, фрау Буш.
— Я слушаю… — Ее глаза будто налились кровью, дыхание то и дело прерывалось.
— Вы уже пошли против Геделя. Если он узнает, что вы натворили, он накажет вас, отошлет подальше, и вы никогда больше не увидите принца Леопольда. А если он не накажет вас, это сделаю я. Если вас отошлют, принцу конец. Ну, теперь скажите, где мне найти Кармен Руис?
— Что вы собираетесь с ней сделать?
— А вот это, как вы любите говорить, вас не касается. Если хотите, чтобы принц остался в живых, если хотите по-прежнему ухаживать за ним, скажите мне, где эта женщина.
Она как будто подавилась. Ее грудь несколько раз тяжело поднялась, она попыталась выговорить какое-то слово:
— Пара… Пара… Парацельс… — И уронила голову.
Хриплый стон раздался из ее груди, слюна потекла по подбородку прямо на одеяло. Джим подскочил, ища колокольчик для прислуги, и вдруг понял, что все равно в это время в комнате для слуг никого нет. С фрау Буш случилось что-то вроде апоплексического удара. Что теперь делать? Он уложил ее набок, уверился, что в этом положении она не подавится слюной, и побежал колотить в соседнюю дверь.
Потом, не дожидаясь ответа, распахнул ее и с порога обратился к заспанной горничной, которая во все глаза таращилась на него со своей постели:
— Фрау Буш! Там, в соседней комнате! С ней что-то неладно… вы что, не слышали, как она кричала? Она разбудила меня! Бегите, бегите, приведите кого-нибудь на помощь!
Оставив девушку впопыхах собираться, он сбежал в свою комнату, засунул револьвер в карман и снова выскочил в коридор.
Глава двенадцатая
Искусство управлять
Спустя сорок пять минут Джим уже взбирался по пыльной лестнице на чердак, где жил Карл фон Гайсберг. Он постучал в дверь, распахнул ее и при свече спички увидел, что Карл крепко спит. Недоеденная пища все еще лежала на столе, и какая-то разъевшаяся мышь недовольно юркнула в свою дыру в плинтусе, чтобы оттуда наблюдать за незваным гостем. Рядом с грязной тарелкой лежала книга Шопенгауэра, заложенная лезвием рапиры; между рогов козлиного черепа, на чьи глазницы были надеты сломанные очки, торчала догоревшая свеча; пробка от шампанского служила крышечкой чернильнице, содержимое которой превратилось в ржавый порошок; сломанный стул валялся рядом с печкой, готовый пойти на дрова; на стене над кроватью Карла висела фотография актрисы Сары Бернар в окружении сердечек, нарисованных прямо на раскрошившейся штукатурке; а на полу были разбросаны, по крайней мере, две дюжины листков, покрытых кляксами, каракулями, зачеркиваниями, схемами и надписями, сделанными убористым готическим почерком. Все это имело заглавие: «Исследование идеалистических подтекстов в платонизме Шопенгауэра». В центре последней страницы победоносно красовалось слово FINIS.
Джим перешагнул через эти листки, распахнул настежь ставни и помешал кочергой в печке, чтобы расшевелить пламя.
Карл зашевелился и заохал:
— Что это вы там делаете? Кто это?
— Это Джим. Где у тебя кофе?
— В цветочном горшке. На подоконнике. Сколько времени? Зачем это ты там копаешься?
Карл приподнялся, дрожа, и залез в халат, который бросил ему Джим. Часы на кафедральном соборе встрепенулись, позвякивая и дрожа всеми шестеренками, пружинами и противовесами, старинный механизм исполнил до конца свою обычную жужжащую пантомиму, и, наконец, пробило пять ударов. Карл почесал голову и зевнул, а Джим тем временем поставил кипятить воду на печку.
— Слушай, мой мальчик, — сказал Джим, — у нас неприятности…
Он забросил последнюю ножку от стула в печку и сел, чтобы рассказать Карлу о своих ночных приключениях. К тому времени, когда он закончил, вода в маленьком медном чайнике закипела, и Карл начал шарить по холодному полу в поисках двух чашек.
— Леопольд? — спросил он. — Ты уверен? Это невероятно.
— Я видел его, и я видел испанскую актрису, и я слышал все это из уст старухи. Это правда.
— Но… Зачем? Cui bono?
[4]
Кто выигрывает от того, что они держат его в тюрьме все это время? Не королевская же семья?
— Нет. Я не думаю, что старый король что-либо знал об этом. Это план Геделя от начала и до конца. Он держал Леопольда в плену, чтобы однажды вернуть его в качестве властителя. Помнишь драку в пивном погребе в тот день, когда мы встретились? Этот вояка Глатц так разошелся из-за Леопольда. В здешних местах, я думаю, многое держится на кровной преданности, особенно в самых старых и темных уголках страны. Вот почему Гедель замыслил все это, вот почему он перевез Леопольда в грот из сумасшедшего дома в Нойштадте, готовый в любую минуту вытащить его на свет божий…
— Ты рассказал это графу Тальгау?
— Нет, черт побери! Он замышляет что-то свое.
Джим поведал Карлу про записку Бекки, потом подошел к окну, задумчиво глядя на город. Ночной ветер разогнал облака, воздух был свеж, звезды уже гасли на востоке, в то время как восход просветлял небо за ними.
— Нам нужно сделать две вещи, — продолжал Джим. — Во-первых, спасти принца Леопольда — ради его собственного блага и чтобы расстроить планы Геделя; во-вторых, найти испанку. Все это нужно сделать, не говоря ни слова графу. Ты знаешь какое-нибудь место в Старом городе с названием «Парацельс»?
