— И тогда она стала защищаться.
— Да, доброта стоила Матсу жизни, — печально произнес Патрик.
Он сочувствовал Энни, несмотря на то что та убила троих людей, включая собственного сына.
— Теперь она знает?
— Врачам она сказала, что Сэм вместе с мертвыми на Грошере. Что ей нужно было послушать их раньше и отпустить его. Так что, думаю, она знает.
— А тело нашли? — поинтересовалась Эрика. Ей не хотелось думать, в каком состоянии оно было. Она еще не забыла удушливый запах в доме.
— Нет, оно исчезло в море.
— Как она выносила запах?
Эрика не выдержала бы и пяти минут в том доме, а Энни жила там две недели.
— Чудеса человеческой психики. Уже были случаи, когда люди жили с трупами недели, месяцы и даже годы. Человек может убедить себя в чем угодно. — Патрик отпил еще кофе.
— Бедный малыш, — вздохнула Эрика. — Как ты думаешь, есть доля правды в легендах о Грошере?
— О чем ты?
— О том, что духи мертвых не покидают остров.
Патрик улыбнулся.
— Нет, я думаю, ты просто сильно ушибла голову. Это все старые поверья, и ничего больше.
— Наверное, ты прав, — отозвалась Эрика, хотя муж ее не убедил. Она вспомнила статью о семье смотрителя маяка, которая бесследно исчезла с Грошера. Может, их души тоже до сих пор там, на острове.
* * *
Она ничего не чувствовала. Ни злости, ни горя, ни боли. Только пустоту. Сэм был мертв. Об этом ей сказали врачи, но Энни и так уже поняла это. В тот момент, когда его головка погрузилась под воду, она поняла, что сын мертв. Голоса говорили ей отпустить мальчика, отдать его им, говорили, что позаботятся о нем. Энни была рада, что прислушалась к ним. Когда лодка отплывала от Грошера, она в последний раз обернулась, чтобы посмотреть на маяк. Мертвые стояли на скалах и глядели ей вслед. Сэм был среди них. Он стоял рядом с женщиной и ее сыном. Два мальчика — один светловолосый, другой — темный. Сэм выглядел счастливым. У него все было хорошо. Энни подняла руку, чтобы помахать на прощание, но тут же опустила. Больно было оставлять сына на Грошере, больно прощаться с ним.
Комната, в которой она лежала, была маленькой, но светлой. Кровать, письменный стол. Энни почти все время сидела на кровати. Иногда с ней заговаривали, но не на все вопросы она могла ответить. Однако с каждым днем в голове становилось все яснее. У Энни было ощущение, что она долго спала и только сейчас проснулась. Ей было сложно различить, что было сном, а что — реальностью. Голос Фредрика был реальностью. Ему доставило удовольствие дать ей возможность собрать вещи, прежде чем со злорадством сообщить, что они едут без нее, что вместо нее поедет его любовница. А если Энни будет возражать, он сообщит властям, что она наркоманка, и потребует лишить родительских прав. Фредрик считал ее слабой. Но он недооценивал жену. Она села в кухне в темноте и ждала, пока он ляжет спать. Довольный тем, что он ее унизил и растоптал, муж спокойно лег спать. И совершил ошибку. Если Энни и была слабой, то лишь до появления сына. Любовь к Сэму сделала ее сильнее всех на свете. Сидя на кухне, она ждала, пока Фредрик заснет, а потом достала его пистолет и твердой рукой сделала столько выстрелов, сколько было патронов в магазине. В тот момент ей было хорошо. Она чувствовала, что поступает правильно. И только когда зашла в детскую и увидела пустую постель, Энни поняла, что натворила. Она сразу поняла, где ребенок, но все равно вид его окровавленного тела под одеялом вызвал у нее шок. Энни рухнула на колени перед кроватью. В голове все было как в тумане. Она не хотела знать правду. До этого момента продолжался туман. Только теперь она вспомнила, как обстояли дела на самом деле. Вспомнила она и о Матте. О том, как они провели ночь вместе. Вспомнила его тело — такое хорошо знакомое и любимое; вспомнила, как спокойно ей с ним было, как в ней зародилась надежда на будущее. Но потом ее разбудили звуки с первого этажа. Проснувшись, Энни обнаружила, что осталась одна в постели. Спустившись вниз, она увидела разочарование в глазах Матте. В руках у него был пакет с кокаином — он заметил его в плохо задвинутом ящике. Энни хотела все объяснить, но язык не слушался. К тому же Матте все равно не принял бы ее объяснений. Не такой он был человек.
И пока Энни стояла там, завернутая в простыню, она видела, как Матте открыл дверь в комнату Сэма. Потом он странно посмотрел на нее и велел одеваться. Сказал, что они поедут на материк и вызовут помощь. Все произошло так быстро. Против воли она пошла с ним. Но все ее существо протестовало против того, чтобы оставить Сэма одного на острове. Тем не менее она села с Матте в лодку, а потом в машину. В голове было пусто. Думать она могла только о Сэме, о том, что с ним будет, если его отберут у матери. На автомате она захватила с собой сумочку, в которой лежал пистолет. А когда они подошли к дому и Энни увидела, как Матте швырнул пакет с кокаином в мусорку, в ушах у нее зашумело. В прихожей она достала пистолет из сумки. Матте стоял к ней спиной. Если бы он повернулся и взглянул ей в глаза, может, Энни и остановилась бы, но он не обернулся. Энни подняла пистолет и положила палец на спуск. Один выстрел, и стало тихо. Назад к Сэму. Это было единственное, о чем она могла думать. Энни поспешила в гавань, взяла лодку Матса и, доплыв до острова, пустила ее по волнам. И снова погрузилась в туман неведения. Окружающий мир исчез. Остались только Грошер, Сэм и мысль о том, что надо его защитить. С потерей этой иллюзии у нее ничего не осталось. Только пустота.
Энни села на кровати. Глядя прямо перед собой, она снова видела Сэма рядом с женщиной с острова. Они о нем позаботятся. Они обещали.
Фьельбака, 1875 год
— Мама!
Эмели замерла. Затем, уронив кастрюлю на пол, вылетела из дома. Сердце ее билось в груди, как пойманная в силок птица.
— Густав, где ты?
Ее взгляд метался по острову.
— Мама, сюда!
Ей показалось, что голос доносится с пляжа. Подобрав тяжелые юбки, Эмели бросилась туда через скалы. Густава она увидела сразу. Мальчик сидел на берегу, держась за ступню, и плакал. Эмели упала на колени рядом с ребенком.
— Больно, — всхлипнул он, показывая на ступню, из которой торчал осколок стекла.
— Тише, малыш!
Эмели лихорадочно соображала, что же делать. Осколок сидел слишком глубоко. Вытащить ли его сразу или сначала принести бинт?
Эмели приняла решение.
— Мы пойдем к отцу.
Она подняла глаза на маяк. Карл ушел туда пару часов назад. Эмели обычно с ним не заговаривала, но в такой ситуации ей нужен был совет.
Она подняла рыдающего мальчика на руки. Нести его было нелегко, потому что сын давно уже вырос из младенческого возраста. Подойдя к маяку, Эмели выкрикнула имя Карла, но ответа не было. Дверь была открыта — видимо, для проветривания. В жару на маяке было очень душно.
