— И в этом качестве вы делали всю работу, между тем как мое имя лишь фигурировало в виде подписи на документах, верно?
— Да, верно. Почти все документы по этому делу составляла я и поэтому была глубоко вовлечена в него.
— Это общепринятая практика для помощника-первогодка в юридической фирме?
— Думаю, да.
Мы обменялись улыбками. Дальше я шаг за шагом провел ее через все ипотечное дело Лайзы. Я никогда не считал, что следует приспосабливаться к жюри, но в выражениях, доступных всем, доносить до присяжных самые разные предметы — от смысла деятельности биржевых маклеров до психологии «футбольных мамаш» — приходится, ибо каждое жюри состоит из двенадцати умов, вызревших на разном опыте. И всем надо рассказать одну и ту же историю. А шанс у тебя только один. В этом состоит трюк. Двенадцать умов — одна история. И это должна быть история, которая окажет воздействие на них всех.
Обозначив финансовые и юридические аспекты, с которыми столкнулась моя клиентка, я перешел к тому, по каким правилам вели игру «Уэстленд» и его представитель — компания «АЛОФТ инкорпорейтед».
— Итак, получив это дело, что вы предприняли в первую очередь?
— Как вы мне велели, я проверила все даты и детали. Вы сказали, что всегда в первую очередь следует убедиться, что истец имел право возбудить дело, в данном случае — что институт, предъявивший иск об отъеме дома, действительно имел право его предъявлять.
— Но разве в данном случае это не очевидно? Треммелы добросовестно вносили банку «Уэстленд» деньги в погашение ипотечного залога в течение почти четырех лет, но потом их постигли финансовые трудности, и они платить перестали.
— Не обязательно. В середине двухтысячных ипотечный бизнес резко обрушился. Слишком много ипотечных кредитов было выдано, затем реструктурировано и перепродано столько раз, что в ряде случаев цепочку передачи прав невозможно отследить. В нашем случае существенного значения не имело, кому Треммелы вносили свои ипотечные выплаты. Имело значение то, какое юридическое лицо законно владело правом на их ипотечный залог.
— Хорошо. И что вы обнаружили, проверив все даты и детали по делу об ипотечном залоге Треммелов?
Фриман снова попыталась отклонить вопрос на основании якобы его безотносительности к делу, но безуспешно. Мне не было необходимости повторять вопрос для Аронсон.
— Проверив даты и подробности дела, я обнаружила несоответствия и свидетельства мошенничества.
— Можете ли вы описать нам эти свидетельства?
— Да. Я нашла неоспоримые доказательства того, что документы о передаче прав были сфабрикованы, в том числе не имел юридической силы документ о праве «Уэстленда» изъять дом Треммелов вследствие неуплаты взносов.
— У вас эти документы с собой, мисс Аронсон?
— Да, и мы готовы продемонстрировать их в электронном виде.
— Прошу вас.
Аронсон открыла лэптоп, лежавший перед ней на пюпитре, и запустила программу. Документ, о котором шла речь, появился на подвесных экранах, и я попросил Аронсон перейти к объяснениям.
— Что мы здесь видим, мисс Аронсон?
— Позвольте сначала несколько предварительных пояснений. Шесть лет назад Лайза и Джефф Треммелы купили дом под ипотечный залог через брокерскую контору «Ситипро». Впоследствии она объединила их залог с пятьюдесятью девятью другими приблизительно такого же достоинства в единый портфель. Этот портфель купил банк «Уэстленд». В тот момент он нес ответственность за то, чтобы передача ему каждого из находящихся под ипотечным залогом домов сопровождалась необходимой официальной документацией. Но этого сделано не было. Уступка прав на ипотечный залог Треммелов не была должным образом оформлена.
— Откуда вам это известно? Разве то, что мы видим сейчас на экране, не является документом о передаче прав?
Я отошел от трибуны и жестом указал на подвесные экраны.
— Этот документ якобы является соглашением о перекупке прав, но если мы обратимся к его последней странице…
Она несколько раз нажала клавишу «вниз» на своем компьютере и перелистала документ к последней странице, на которой стояли подписи: подпись ответственного сотрудника банка и подпись нотариуса, заверенная государственной нотариальной печатью.
— Следует обратить внимание на два момента, — сказала Аронсон. — Согласно нотариальному свидетельству, которое вы видите, документ подписан шестого марта две тысячи седьмого года, то есть вскоре после того, как «Уэстленд» купил у конторы портфель ипотечных залогов. Имя и фамилия сотрудника, подписавшего документ со стороны банка, Мишелл Пена. Нам не удалось отыскать никакого Мишелла Пену, который бы в данный момент или в прошлом работал в «Уэстленд нэшнл» в каком бы то ни было качестве в каком бы то ни было подразделении или филиале банка. Второй момент: если вы посмотрите на нотариальную печать, на ней ясно виден срок окончания действия: две тысячи четырнадцатый.
Здесь она, как мы и договаривались, сделала паузу, словно бы поддельность печати должна была быть очевидна всем. Я помолчал, как бы ожидая продолжения, потом спросил:
— Ну, и что же не так со сроком действия, заканчивающимся в две тысячи четырнадцатым году?
— В штате Калифорния нотариальные лицензии выдаются только на пять лет. Это означает, что данная нотариальная печать должна была быть выдана в две тысячи девятом году, между тем дата составления документа, заверенного этой печатью, — шестое марта две тысячи седьмого года. Эта печать еще не была выдана в две тысячи седьмом году. А это означает, что документ составлен для того, чтобы сфальсифицировать ипотечное обязательство на собственность Треммелов банку «Уэстленд нэшнл».
Я вернулся на трибуну якобы для того, чтобы просмотреть свои записи, а на самом деле давая присяжным время уразуметь показания Аронсон. Украдкой бросив взгляд на ложу жюри, я увидел, что кое-кто из присяжных не сводит глаз с экранов. Отлично.
— И что вы подумали, когда обнаружили эту подделку?
— Что мы можем оспорить право «Уэстленда» на отъем дома у Треммел. «Уэстленд» не являлся законным держателем залога, это право по-прежнему принадлежит «Ситипро».
— Вы сообщили Лайзе Треммел о своем открытии?
— Семнадцатого декабря прошлого года мы — вы и я — встретились с клиенткой и проинформировали ее о том, что располагаем явным и убедительным свидетельством мошенничества по делу о переходе ее заложенной недвижимости в собственность залогодержателя. Мы также поставили ее в известность о намерении использовать эту улику в качестве рычага, чтобы добиться позитивного разрешения ее ситуации.
— Как она на это отреагировала?
Фриман запротестовала: я, мол, задаю вопрос, ответ на который может быть дан только с чужих слов. Я возразил: ведь было же позволено обсуждать душевное состояние подзащитной в момент убийства. Судья согласился, и Аронсон ответила:
