Мои разъяснения не были безупречны с точки зрения закона, но мне нужно было найти ее мужа, чтобы выяснить динамику развития их супружеских отношений и как это может или не может сказаться на ее защите. Расставшиеся супруги — темная карта. Можно предотвратить их свидетельство против супруга в суде, но предотвратить их сотрудничество с обвинением за пределами зала суда невозможно.
— Не имею ни малейшего представления, — ответила Лайза. — Но думаю, рано или поздно он объявится.
— Почему?
Лайза развела руками, словно показывая, что ответ очень прост:
— Запахнет деньгами. Если там, где он находится, есть телевидение или газеты и он в курсе того, что происходит, он непременно объявится. Можете не сомневаться.
Ответ показался странным — как будто прежде ее муж зарекомендовал себя искателем дармовых денег. Между тем, насколько я знал, если даже так и было, то тратил он из этих денег ничтожно мало.
— Вы говорили, что он превысил лимит по вашей кредитной карточке где-то в Мексике.
— Правильно. В Розарио-Бич. Он снял сорок четыре сотни и таким образом превысил лимит. Мне пришлось заблокировать карточку, а она была единственной, которая у нас оставалась. Но я не сообразила в тот момент, что, блокируя ее, исключаю возможность выследить мужа. Так что ответ — я не знаю, где он теперь.
Циско откашлялся и вступил в разговор:
— Как насчет контактов: телефонных звонков, имейлов, посланий?
— Сначала было несколько имейлов. Потом — ничего, пока он не позвонил в день рождения сына. Это было полтора месяца назад.
— Ваш сын не спросил у него, где он находится?
Лайза запнулась, потом сказала — нет. Лгунья она была никудышная. Я не сомневался, что она что-то скрыла, и сказал:
— Лайза, в чем дело?
Она помолчала немного и сдалась:
— Вы все подумаете, что я плохая мать, но я не разрешила ему поговорить с Тайлером. Мы поссорились, и я просто… повесила трубку. Потом мне было стыдно, но отзвонить ему я не смогла, потому что его номер не идентифицировался.
— Но у него же есть мобильный? — спросил я.
— Нет. Был когда-то, но этого номера, как сообщает автомат, уже не существует. Тот же телефон, с которого он звонил, то ли был чужой, то ли он купил новый, но номер на экране не отразился.
— Вероятно, одноразовый аппарат, — сказал Циско. — Такие продают в каждом универсаме.
Я кивнул. История супружеского разрыва всех повергла в уныние. Наконец я заговорил снова:
— Лайза, если он с вами свяжется, немедленно дайте мне знать.
— Хорошо.
Я перевел взгляд на своего сыщика и безмолвно передал ему послание: проверить все, что можно, насчет Лайзиного мужа-беглеца. Я не желал, чтобы он вдруг возник на суде в самый неподходящий момент.
Циско принял к сведению и утвердительно кивнул.
— Еще несколько вопросов, Лайза, и у нас будет кое-что, с чего можно начинать.
— Спрашивайте.
— Во время вчерашнего обыска в вашем доме полиция изъяла еще несколько вещей, о которых мы пока не говорили. Одна из них — то, что они назвали дневником. Вы знаете, о чем речь?
— Да. Я писала книгу. Книгу моих странствий.
— Ваших странствий?
— Да, странствий в поисках себя. Что я делала, чтобы помочь людям бороться за свои дома.
— Хорошо, значит, это дневник, описывающий ваши протестные акции и тому подобное?
— Правильно.
— Вы не помните, упоминали ли вы в нем когда-нибудь Митчелла Бондуранта?
Она опустила глаза, словно пыталась вспомнить.
— Не думаю. Но могла. Могла написать, что он — тот самый человек, который стоит за всем.
— Но ничего о том, чтобы насолить ему?
— Нет, ничего подобного. И я не причинила ему никакого вреда! Я этого не делала!
— Я вас не о том спрашиваю, Лайза. Я пытаюсь вычислить, что у них есть против вас. Значит, вы уверены, что этот дневник не доставит нам проблем?
— Не доставит. В нем нет ничего плохого.
— Ладно, отлично.
Я обвел взглядом членов своей команды. Из-за словесной перепалки с Лайзой я забыл следующий вопрос. Циско подсказал:
— Свидетельница.
— Да, правильно. Лайза, вчера утром во время убийства находились ли вы где-нибудь поблизости от здания «Уэстленд нэшнл» в Шерман-Оукс?
Она ответила не сразу, и это насторожило меня: кажется, здесь проблема была.
— Лайза?
— Мой сын учится в школе, которая расположена в Шерман-Оукс. Когда я отвожу его туда по утрам, то проезжаю мимо этого здания.
— Это нормально. Значит, и вчера вы проезжали мимо. В какое время?
— Ну, около семи сорока пяти.
— Это когда вы везли его в школу?
— Да.
— А что было после того, как вы его высадили? Обратно вы ездите той же дорогой?
— Чаще всего да.
— А вчера? Мы говорим о вчерашнем дне. На обратном пути вы тоже проезжали мимо банка?
— Думаю, да.
— Что значит «думаю»? Вы не помните?
— Нет, помню. Я поехала по Вентуре до Ван-Нуйса, а там свернула на автостраду.
— Вы поехали обратно сразу после того, как высадили Тайлера, или делали что-то еще?
— Я остановилась, чтобы взять кофе, а потом поехала домой. Тогда я и проезжала мимо.
— В какое время это было?
— Точно не знаю. Я не смотрела на часы. Наверное, где-то в половине девятого.
— Вы выходили из машины поблизости от «Уэстленд нэшнл»?
— Нет, конечно, нет.
— Вы уверены?
— Разумеется, уверена. Неужели вы думаете, что я этого не запомнила бы?
— Хорошо. А где вы покупали кофе?
— В «Джоуз Джоу» на Вентуре, возле «Вудмена», я всегда туда заезжаю.
Я помолчал, посмотрел на Циско, потом на Аронсон. Ранее Циско сообщил, что в момент нападения у Митчелла Бондуранта был стакан с кофе из «Джоуз Джоу». Я решил не задавать пока очевидного вопроса о том, видела ли Лайза в кофейне Митчелла Бондуранта и вступала ли с ним в контакт. Как ее адвокат, я обязан был придерживаться только того, что знаю, и не мог позволить себе оказаться пособником лжесвидетельства. Если бы Лайза сказала мне, что видела Бондуранта и даже обменялась с ним несколькими словами, я бы не имел права убедить ее сплести другую историю на суде, доведись ей давать показания.
Приходилось проявлять большую осторожность в получении информации на столь раннем этапе, чтобы она впоследствии не связала мне руки. Я отдаю себе отчет в том, что здесь содержится противоречие. Моя задача состоит в том, чтобы знать все, что возможно, однако существовали вещи, которые мне невыгодно было знать уже в тот момент. Иногда осведомленность ограничивает в действиях. Незнание же дает больший простор для маневра в выстраивании защиты.
