— Я думал, ты умнее, Рохас. Сколько он тебе дал?
— Четыре сотни.
— Меньше, чем я плачу тебе в неделю. А теперь у тебя вообще никаких денег не будет.
Рохас подошел вплотную к кровати. Я продолжал держать палец на кнопке вызова, догадываясь, что он либо собирается напасть на меня, либо попросить о сделке.
— Мистер Холлер… Я… Мне нужна эта работа. Мои дети…
— Ты второй раз наступаешь на те же грабли, Рохас. Неужели ты не извлек никакого урока из ограбления своего прежнего работодателя?
— Нет, сэр, я извлек. Но он сказал, что ему нужно только посмотреть, а сам что-то взял, а когда я попытался его остановить, объяснил, как вы со мной поступите. Он меня поймал. Я ничего не мог сделать.
— Эти четыре сотни еще у тебя?
— Да, я не потратил ни цента. Четыре бумажки по сто долларов.
Я указал ему обратно на стул — не хотел, чтобы он стоял так близко.
— Ладно, Рохас, пора сделать выбор. Ты можешь выйти отсюда со своими четырьмястами долларами, и мы больше никогда не увидимся. Или я дам тебе второй…
— Да-да, я хочу второй шанс! Простите меня, пожалуйста.
— Прощение придется заслужить. Ты должен будешь помочь мне исправить то, что натворил. Я собираюсь возбудить иск против Дэла за кражу документа, и ты дашь свидетельские показания, чтобы точно объяснить, что случилось.
— Показания-то я дам, но кто мне поверит?
— Вот тут-то и понадобятся твои четыреста долларов. Я хочу, чтобы ты сейчас поехал домой или туда, где ты их…
— Они у меня здесь. В бумажнике.
Он вскочил со стула и выхватил бумажник из кармана.
— Вынь их вот так. — Я аккуратно сложил кончики большого и указательного пальцев.
— С них можно снять отпечатки?
— Разумеется, можно, и если это будет сделано, то совершенно не важно, что скажет про тебя Дэл, — он у нас в руках.
Я выдвинул ящик прикроватной тумбочки. Там лежал пластиковый пакет на молнии со сложенными в него моими бумажником, ключами, мелочью и наличными. Все это собрали медики, вызванные в гараж Дома победы. Я вывалил свои пожитки прямо в ящик и протянул пакет Рохасу.
— Положи деньги сюда и застегни молнию.
Он сделал то, что я велел, и по моему знаку передал пакет мне. Банкноты были новенькими и хрустящими. Чем меньше они находились в обороте, тем лучше: пальцы Дэла должны были отчетливо на них отпечататься.
— Я отдам их Циско — позвоню и скажу, чтобы он за ними вернулся. В какой-то момент ему понадобятся и твои отпечатки.
— А-а-а…
Рохас не сводил глаз с пакета.
— Что?
— Я получу их обратно?
Сунув деньги в ящик, я с треском захлопнул его.
— Господи Иисусе, Рохас, убирайся отсюда, пока я не передумал и не выгнал тебя.
— Хорошо-хорошо, знаете, мне очень жаль…
— Тебе жаль только, что тебя поймали, — вот и все. Уходи! Сам себе не верю, что дал тебе второй шанс. Видно, я полный идиот.
Рохас уполз, как собака с поджатым хвостом. После его ухода я медленно опустил изголовье кровати и постарался не думать ни о его предательстве, ни о том, кто послал ко мне двух громил в черных перчатках, ни о чем другом связанном с делом. Я смотрел на мешочек с прозрачной жидкостью, висевший на штативе у меня над головой, и ждал, когда благословенный эликсир хоть немного утишит боль.
13
Как и ожидалось, в конце продлившихся целый день вступительных слушаний в ван-нуйсском Высшем суде Дарио Моралес признал обвинение против Лайзы Треммел обоснованным и назначил процесс по делу об убийстве. Использовав детектива Ховарда Керлена как своего главного свидетеля, обвинитель Андреа Фриман бегло представила набор косвенных доказательств, в результате чего из подозреваемой Лайза быстро превратилась в обвиняемую. Порог достаточных доказательств Фриман преодолела со скоростью спринтера, бегущего стометровку, и судья продемонстрировал такую же прыть в вынесении решения. Совершеннейшая рутина. Раз-два — и Лайза уже обвиняемая.
Моя клиентка сидела во время слушаний за столом защиты, но меня там не было. Дженнифер Аронсон противостояла обвинению насколько было возможно, учитывая, что игра велась в одни ворота. Судья мог открыть заседание, только попросив Лайзу безоговорочно подтвердить, что ее решение участвовать в слушаниях в мое отсутствие обдуманно, добровольно и окончательно. Лайза заверила суд в том, что знает о недостатке процессуального опыта у Аронсон и что не будет использовать аргумент неэффективной защиты в качестве предлога для апелляции при вынесении окончательного решения судьи.
Большую часть этой процедуры я наблюдал дома, где продолжал оправляться от побоев и ран.
Пятый канал кабельного телевидения Лос-Анджелеса вместо части местных передач вел прямую трансляцию утренней сессии из зала суда, пока не вернулся к обычной дневной программе скучных ток-шоу. Значит, я пропустил лишь последние два часа слушаний. Но это не имело значения, поскольку к тому моменту мне стало ясно, чем все кончится. Никаких сюрпризов никто не преподнес, единственное разочарование состояло в том, что ничего нового не удалось узнать насчет того, как именно обвинение собирается разворачивать свой флаг на процессе.
Как было решено во время наших подготовительных встреч в моей больничной палате, Аронсон не вызывала никаких свидетелей и не заявляла ни о каких фактах, опровергающих обвинение. Мы решили приберечь все, что касается гипотезы невиновности, до суда, где необходимый и достаточный порог для «признания вины без обоснованных сомнений» почти сравняет наши ставки. Аронсон экономно использовала возможности перекрестного допроса свидетелей обвинения. Все они, в том числе Керлен, эксперт-криминалист и судмедэксперт, были закаленными ветеранами в области дачи свидетельских показаний. Фриман решила не вызывать Марго Скейфер, заставив Керлена лишь пересказать содержание своего опроса свидетельницы, по словам которой Лайза находилась в квартале от места убийства. Таким образом, мало что удалось почерпнуть относительно схемы будущих действий обвинения, а следовательно, чтобы выстроить собственную стратегию, нужно было ждать подходящего момента и наблюдать. На процессе мы просто вступим в дело тогда, когда позиция для нас будет наиболее выгодной.
В конце слушаний Лайзе объявили, что она предстанет перед судьей Коулменом Перри на шестом этаже Дома правосудия. Перри был из тех судей, с которыми я никогда прежде не встречался в работе. Но поскольку знал, что его зал являлся одним из четырех возможных пунктов назначения для моей клиентки, я провел кое-какую разведывательную работу среди коллег по гильдии. В целом информация сводилась к тому, что Перри — человек прямолинейный и вспыльчивый. Он действовал справедливо, пока ему не перечили, но если уж затаивал на кого-нибудь зуб, то имел обыкновение лелеять его до конца процесса. Это было важно знать при переходе дела в решающую стадию.
