— Моя Дженнифер?
— Да!
Ничего особенного, просто твой младший партнер и твоя клиентка знают о деле больше, чем ты.
— Но эти ваши сентябрьские посты. Вы понимаете, какой катастрофой они грозят?
— Простите меня! Я о них совершенно забыла. Это было так давно.
Было похоже, что она готова разразиться новым потоком слез. Я попытался его предотвратить:
— Ладно, нам повезло. Мы можем попробовать обратить это в свою пользу.
Она перестала промокать глаза и посмотрела на меня.
— В самом деле?
— Возможно. Но мне нужно выйти и позвонить Баллокс.
— Кто такой Баллокс?
— Простите, забыл: так мы называем Дженнифер. А вы сидите тихо и постарайтесь взять себя в руки.
— Мне будут задавать еще вопросы?
— Да. Я продолжу прямой допрос.
— Тогда мне нужно пойти привести в порядок макияж.
— Хорошая идея. Только недолго.
* * *
Наконец я вышел в коридор и позвонил Баллокс в офис.
— Вы посмотрели записи от семнадцатого сентября? — спросил я вместо приветствия.
— Только что. Если Фриман…
— Она уже это сделала.
— Дерьмо!
— Да, дело плохо, но можно попробовать выкрутиться. Лайза сказала, что вы зарегистрированы на Фейсбуке в качестве ее друга?
— Да, мне очень жаль, я знала, что у нее там есть страница. Но мне никогда не приходило в голову просмотреть более ранние записи на ее стене.
— Об этом поговорим позже. А сейчас мне нужно знать, есть ли у вас доступ к списку ее друзей.
— Он сейчас у меня перед глазами.
— Хорошо. Прежде всего я хочу, чтобы вы распечатали полный список, отдали его Лорне и велели Рохасу привезти ее с этим списком сюда. Немедленно. После этого вы с Циско начинайте изучать имена, разузнайте, кто эти люди.
— Их больше тысячи. Вы хотите, чтобы мы всех их проверили?
— Если окажется нужно, да. Мне нужна связь с Оппарицио.
— С Оппарицио? Каким образом…
— Для него Треммел представляла угрозу так же, как для банка. Она протестовала против мошенничеств с отъемом домов. Мошенничества совершались компанией Оппарицио. От Герба Дэла мы знаем, что она была для Оппарицио чем-то вроде радара. Разумно предположить, что кто-то из его компании следил за ее страницей в Фейсбуке. Лайза только что сообщила, что принимала в друзья всех, кто обращался с запросом. Если повезет, может, мы найдем какое-нибудь известное нам имя.
Последовала пауза, после чего Баллокс запинаясь произнесла то, о чем я думал:
— Отслеживая ее сообщения на Фейсбуке, они были в курсе того, что она собиралась предпринять.
— И могли узнать, что однажды она ждала Бондуранта в гараже.
— А потом обставить его убийство, отталкиваясь от ее же записи.
— Баллокс, мне неприятно вам это говорить, но вы мыслите как адвокат защиты.
— Мы сейчас же этим займемся.
Я различил нетерпение в ее голосе.
— Хорошо, но первым делом распечатайте список и пришлите его мне. Я начну допрос минут через пятнадцать. Скажите, чтобы Лорна принесла мне список прямо сюда, в зал. А потом, если вы с Циско что-нибудь обнаружите, немедленно сообщите мне по эсэмэс.
— Будет сделано.
42
Когда я вернулся в зал, Фриман все еще распирало от гордости за свою утреннюю победу. Сложив руки на груди, она лениво стояла у моего стола, прислонившись к нему бедром.
— Холлер, признайтесь, вы просто блефовали, утверждая, что ничего не знаете о ее странице в Фейсбуке.
— Мне жаль, но не могу в этом признаться: я действительно не знал.
Она закатила глаза:
— Ну и ну! Похоже, вам требуется клиент, который не прячет камня за пазухой… или новый дознаватель, который способен заранее выяснить, что он там прячет.
Я игнорировал издевку, надеясь, что таким образом она перестанет злорадствовать и вернется за свой стол, поэтому начал листать блокнот, притворяясь, будто что-то там ищу.
— Это было манной с небес, когда я вчера вечером получила эти распечатки и прочла те три поста.
— Представляю, как вы гордились собой. Кто этот гад-репортер, который дал вам распечатку?
— А вам бы очень хотелось это узнать?
— Я узнаю. Первый, кто выдаст следующий эксклюзив от окружной прокуратуры, и будет тем, кто вам помог. От меня они никогда не получают ничего, кроме «без комментариев».
Она хихикнула. Ей это ничем не грозило. Она выдала полученную информацию присяжным, а все остальное было не важно. Наконец, подняв голову, я искоса посмотрел на нее:
— Вы еще не поняли, да?
— Не поняла — чего? Что жюри теперь известно о том, что ваша клиентка прежде бывала на месте преступления и ей было известно, где искать жертву? Нет, я это прекрасно понимаю.
Я отвернулся и покачал головой.
— Ладно, увидите. Прошу меня простить.
Поднявшись, я направился к свидетельскому боксу. Лайза Треммел только что вернулась из дамской комнаты, подправив макияж. Когда она начала говорить, я снова прикрыл микрофон ладонями.
— Зачем вы разговаривали с этой сукой? Она страшный человек.
Несколько обескураженный ее откровенной злостью, я оглянулся на Фриман, которая уже сидела за прокурорским столом.
— Она не страшный человек и не сука, договорились? Она просто делает свое…
— Нет, она сука. Вы не знаете.
Склонившись к ее уху, я прошептал:
— А что делаете вы, Лайза? Слушайте, не надо вести себя со мной двулично. У вас впереди еще полчаса допроса. Давайте проведем его, не втягивая жюри в ваши соображения. Хорошо?
— Я не понимаю, о чем вы говорите, но это обидно.
— Простите, если обидел. Я пытаюсь защищать вас, и мне вовсе не помогает то, что я неожиданно обнаруживаю нечто вроде этого Фейсбука во время вашего перекрестного допроса.
— Я же уже извинилась. Но ваша помощница все знала.
— Да, только я не знал.
— Послушайте, вы сказали, что можно обернуть это в нашу пользу. Как?
— Просто. Если кто-то хотел вас подставить, то эта ваша страница в Фейсбуке — отличное место для старта.
По мере того как я разворачивал перед ней тактику, которую собирался применить, взгляд ее прояснялся и румянец проступал на побледневшем лице. Гнев, омрачавший его еще минуту назад, полностью испарился. И как раз в этот момент в зал вошел судья, готовый продолжить процесс. Кивнув своей клиентке, я вернулся за стол. Судья дал распоряжение приставу ввести присяжных.
