Книга Тщательная работа, страница 3. Автор книги Пьер Леметр

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тщательная работа»

Cтраница 3

По мнению Камиля, тридцать лет назад Луи стал бы революционером из крайне левых. Но на сегодняшний день идеология не представляла собой ничего, что сошло бы за альтернативу. Луи ненавидел религиозность, а соответственно, работу на общественных началах и благотворительность. Он стал прикидывать, чем мог бы заняться, где наиболее бедственное и отчаянное положение. И вдруг его осенило: он поступит в полицию. В уголовку. Луи никогда не испытывал сомнений — это качество не фигурировало в списке фамильного наследия — и был достаточно одарен, чтобы реальность не слишком часто ставила под вопрос его таланты. Он прошел отбор, поступил в полицию, в уголовку. Его решение основывалось на желании служить (не Служить, нет, просто служить чему-то нужному), на страхе перед скукой жизни, которая грозила в скором времени превратиться в навязчивую идею, и, возможно, на идее выплаты воображаемого долга, который, как он полагал, числился за ним по отношению к народным массам за то, что он не родился в их рядах. Пройдя испытания, Луи оказался погруженным в мир весьма далекий от того, что он себе воображал. Ничего общего с английской опрятностью Агаты Кристи или с методичными рассуждениями Конан Дойля. Вместо этого — вонючие трущобы с избитыми девицами, истекшие кровью дилеры в мусорных баках на Барбес, поножовщина наркоманов, зловонные клозеты, где находили тех, кто уполз после удара ножа со стопором, сдающие своих клиентов за дозу педерасты и клиенты, которые платят по пять евро за отсос после двух часов ночи. Поначалу Камиль с интересом наблюдал за Луи с его блондинистой прядью, безумным взглядом, но здравым умом и словарным запасом, не позволяющим ни малейших вольностей, который писал отчеты, отчеты и еще раз отчеты. За Луи, который продолжал флегматично снимать первые показания на пропахших мочой воющих лестничных клетках, рядом с трупом тринадцатилетнего сутенера, истыканного ножом на глазах у его матери. За Луи, который в два часа ночи возвращался в свою стопятидесятиметровую квартиру на улице Нотр-Дам-де-Лорет и падал, не раздеваясь, на бархатное канапе под офортом работы Павеля, между книжным шкафом с именными изданиями и коллекцией аметистов покойного отца.


Когда Луи пришел в бригаду уголовной полиции, ее начальник Верховен не испытал внезапной симпатии к этому чистенькому, прилизанному юноше с нарочито правильной речью, которого ничто не удивляло. Другие офицеры группы, не слишком обрадованные перспективой делить повседневную рутину с «золотым мальчиком», особо щадить его не собирались. Менее чем за два месяца Луи познакомился со всеми подвохами и подколками, которые приберегают для новичков различные сообщества, дабы отомстить за невозможность самим отбирать своих членов. Луи криво улыбался, но вынес все, ни разу не пожаловавшись.

Камиль Верховен раньше других сумел разглядеть искру хорошего полицейского в этом непредсказуемом и умном мальчике, но в силу доверия к дарвиновским принципам естественного отбора решил не вмешиваться. Луи, с его прямо-таки британской спесью, был ему за это признателен. Однажды вечером, выходя с работы, Камиль увидел, как тот ринулся в кафе напротив и заглотил подряд две или три порции какого-то крепкого алкоголя. Ему вспомнилась сцена из фильма, когда «хладнокровный» Люк, [3] избитый и оглушенный, не способный больше драться, пьяный от ударов, продолжает вставать и вставать без конца, пока не обескураживает публику и не вытягивает всю энергию из противника. И действительно, коллеги унялись, признав то старание, которое Луи вкладывал в работу, и то удивительное, что было в нем самом, наверное доброта или что-то в этом роде. Со временем Луи и Камиль при всех их различиях как бы узнали себя друг в друге, а поскольку начальник пользовался в своем подразделении непререкаемым моральным авторитетом, никто не счел странным, что «богатенький Буратино» постепенно стал самым приближенным его сотрудником. Камиль всегда обращался к Луи на «ты», как и ко всем в своей команде. Но шли годы, состав бригады менялся, и однажды Камиль осознал, что только несколько «стариков» продолжают называть его на «ты». А тех, кто помоложе, было уже большинство. Камиль иногда ощущал себя узурпатором роли патриарха, к которой никогда не стремился. К нему обращались на «вы» как к комиссару, но он отлично понимал, что дело не в служебной иерархии. Скорее, причина крылась в бессознательном смущении, вызванном его маленьким ростом, и попытке как-то это компенсировать. Луи тоже был с ним на «вы», но Камиль знал, что у него иные мотивы: это было классовое чутье. Друзьями они так и не стали, но испытывали взаимное уважение, что для каждого из них являлось лучшей гарантией эффективного сотрудничества.

5

Камиль, Арман, а следом за ними и Ле-Гуэн прибыли к дому номер 17 по улице Феликс-Фор в Курбевуа около десяти часов. Вокруг расстилался унылый промышленный пригород.

Маленький заброшенный заводик расположился в центре, словно мертвое насекомое, а то, что раньше было цехами, пребывало в стадии реконструкции. Четыре из них, уже законченные, резали глаз, как экзотические бунгало на фоне заснеженного пейзажа: белая штукатурка, окна в алюминиевых рамах и застекленные крыши из раздвижных панелей, под которыми угадывались огромные пространства. Все в целом вызывало ощущение запустения. Единственной машиной был полицейский автомобиль.

В квартиру вели две ступени. Камиль заметил Луи, который стоял спиной, опираясь одной рукой о стену и пуская слюну в пластиковый пакет, который придерживал у рта. В сопровождении Ле-Гуэна и двоих офицеров группы Камиль прошел в ярко освещенную прожекторами комнату. Прибыв на место преступления, те, что помоложе, бессознательно ищут, где находится смерть. Более опытные — место, где сохранилась жизнь. Но здесь это было бесполезно. Смерть распространилась повсюду, вплоть до взглядов живых, где смешалась с непониманием. Не успел Камиль удивиться необычной атмосфере, царившей в помещении, как в поле его зрения попала прибитая к стене голова женщины.

Он еще и трех шагов не сделал вглубь комнаты, а его глазам уже предстало зрелище, которое не могло ему привидеться и в самом страшном сне: оторванные пальцы, потоки свернувшейся крови и непередаваемый запах экскрементов, засохшей крови и содержимого кишок. Мгновенно в голове промелькнуло воспоминание о «Сатурне, пожирающем своих детей» Гойи, и на долю секунды он увидел это безумное лицо, выпученные глаза, разверстый рот — безумие, абсолютное безумие. Несмотря на то что Верховен был самым опытным из всех присутствующих, его охватило желание вернуться на крыльцо, где Луи, ни на кого не глядя, держал кончиками пальцев пластиковый пакет, словно нищий, расписывающийся в своем неприятии этого мира.

— Что еще за дерьмо такое… — Комиссар Ле-Гуэн сказал это самому себе, и фраза повисла в полной пустоте.

Услышал ее только Луи. Он подошел, утирая глаза.

— Сам не знаю, — сказал он. — Я тут же выскочил… Вот и все…

Дойдя до середины комнаты, Арман ошарашенно оглянулся на своих коллег и, чтобы немного прийти в себя, вытер взмокшие ладони о брюки.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация