Только дуб зелёный,
Дуб зелёный...
Пригорюнилась я, как пошло светати.
Так сподобилась я Божьей благодати.
Только дуб зелёный,
Дуб зелёный...
[28]
— Вот тебе и пример, мой юный Томас, — закончив декламировать, продолжил брат Себастьян. — Паломничества стали источниками прегрешений, развлечений и прежде всего удобны влюблённым. Завести интрижку во время путешествия к святым мощам считается хорошим тоном. Молодая женщина, желая поразвлечься, преспокойно говорит мужу, что ребёнок их заболеет, если она не сходит на богомолье ex vofo, то есть согласно обету, данному ей, скажем, во время родов. И идёт. Паломничества приурочены к рождению ребёнка, к свадьбе или же к другому мирскому занятию. Недаром говорят, что частые паломничества редко приводят к святости. Ты ведь читал «Contra peregrinantes»
[29]
Фредерика ван Хейло?
— Увы, учитель, нет. Не читал.
— Гм. Что ж, я всё равно собирался сделать по пути остановку в Геймблахской обители. Возможно, где-нибудь в библиотеке монастыря мы отыщем этот в высшей степени разумный трактат — он довольно широко распространён.
Деревня уже скрылась за холмом. Маленький отрядец бодро двигался вперёд, навстречу восходящему солнцу, как вдруг позади раздался топот ног и кто-то крикнул:
— Стойте! Погодите!
Брат Себастьян попридержал осла и оглянулся.
Из-за поворота выбежал беловолосый паренёк, повертел головой, увидел их и бросился вдогон. Догнал, остановился, тяжело дыша, кривясь на левый бок. На парне были тёплая зимняя куртка и штаны, за спиной — дорожная котомка.
— Погодите... святой отец... я хочу с вами... с вами хочу... идти.
— Юноша, — мягко ответил тот, — я не занимаюсь вербовкой наёмников. Тебе следует пойти к наместнику и подать прошение, или найти вербовщика...
— Нет, нет! — он затряс головой. — Вы... Вы не поняли. Я не хочу в солдаты. Я просто хочу поехать с вами. Я могу вам пригодиться, опознать девчонку. Я так думаю, господин священник, что ежели вы ищете Лиса, то может, стоит поискать и её?
Некоторое время была тишина. Затем монах кивнул.
— Не возражаю, — сказал он. — Но на содержанье я тебя взять не могу.
— Спасибо, — выдохнул тот. — Не надо брать. Я не гёз, мы только что убрали урожай, у меня... Я сам о себе позабочусь.
Киппер пожал плечами: если уж брат Себастьян одобрил, то ему-то и подавно всё равно.
Родригес смерил взглядом парнишку. Сплюнул.
— Тебя как звать-то? — спросил он.
— Михелькин.
— Михе... Нет, compadre
[30]
, это слишком длинно. Будем звать тебя — Мигель.
Тот не решился возражать, и отряд, увеличившись на одного человека, двинулся дальше.
* * *
Холодным утром, день спустя после того, как Золтан хмуро оседлал коня и съехал прочь, Жуга принёс девчонке башмаки. Ялка глянула на них и онемела. Осторожно взяла, повертела, пощупала внутри, поднесла к лицу, вдыхая терпкий кисловатый запах свежевыделанной кожи. Подняла взгляд.
— Это... мне?
— Тебе, конечно, — усмехнулся травник. — Кому же ещё?
Васильковые глаза его искрились, словно снег под солнцем.
Башмаки даже на вид были дивные, добротнейшей работы, на гвоздях, с подбором не высоким и не низким, а как раз таким, чтоб и ходить удобно, и чтоб со стороны смотрелось, как картинка. Подковки, пряжки, ремешки; на толстых стельках — выстилка из меха... Ялка никогда не то что даже не мечтала о таких, — вообще не представляла, что такие вещи есть на свете! Сколько эта пара башмаков могла тянуть на рынке, лучше было и не думать. Бухарский ковёр можно было купить. Сам Лис носил простые горецкие башмаки, с острым носком и с обмоткой, на тонкой подошве, ничем не примечательные. Причину такой щедрости Ялка не могла отыскать и терялась в догадках.
— А... за что? — спросила она, внезапно чувствуя, что краснеет.
— Ну, надо же тебе в чём-то ходить, — он присел к ней на кровать. — Зима на носу, а я же выбросил твои... ну, эти... — он прищёлкнул пальцами, нахмурился, — колодки деревянные...
— Клумпасы?
— Ну, да. Надень.
Травник говорил и вёл себя совершенно спокойно, и настороженность, обуявшая было девушку, постепенно отступила. Ялка нерешительно погладила мягкую кожу, полюбовалась ещё раз желтоватым бисером латунных гвоздиков, затем поставила башмаки на колченогий стул и сложила руки на коленях. Покачала головой.
— Я... Я не могу их взять, — сказала она, наконец. — Это слишком дорогой подарок для меня... У меня никогда не было таких... таких...
— Значит, будут, — отмахнулся травник. — Не думай об этом. Если тебе так легче, можешь считать, что мне они достались даром.
— Даром? — Ялка недоверчиво наклонила голову, но похоже было, что Жуга не врал. — Но как...
— А, — тот уклончиво мотнул косматой гривой, — старые долги. Не ворчи, обувайся. Всё равно ведь придётся надеть: свои башмаки я тебе не отдам, хватит с тебя безрукавки. Надевай, хочу посмотреть, подойдут или нет.
Ялка не решилась дальше спорить, молча высвободилась из-под одеяла и влезла ногами в обнову. Нагнулась, затянула ремешки, немного покуражилась с застёжками, потом встала и прошлась по дому, с непривычки очень громко стуча каблучками. Башмаки скрипели, что твоя телега. Ялка выгнулась, покосилась на ноги через одно плечо, через другое. В груди защекотало детской радостью, губы против воли расползлись в улыбке. Ой, хороши... Ногам внутри было тепло и мягко, как дотоле не было никогда, а уж зимой — и подавно. Со всем Лис подгадал — с размером, с шириной, и даже оставалось ещё место, чтоб одеть чулки потолще. Интересно знать, подумала она, на глаз определил, или успел, пока она в жару валялась, мерку снять?
Она почему-то покраснела и потупилась.
— Ну? По ноге? — спросил тем временем Жуга, критически наклонив голову.
«А зачем он тебе, девка, а, идёшь ты пляшешь?»
— Ага, — сказала она.
— Не сутулься.
— Это от вязания, я всегда чуть-чуть горбатая, — смущённо ответила та, и невпопад добавила: — А в дверь стучали сегодня.
— Стучали? В дверь? — деловито осведомился травник, выкладывая из котомки снедь, бутылки и какие-то тугие свертки серой мешковины. — Когда? Днём или ночью?
— Ночью. Тихо-тихо так. Тебя не было, а я побоялась открывать. Потом ушли.
— А, тогда не обращай внимания, — отмахнулся тот. — Это Том-стукач. Он тебя не обидит.
