Он вдруг нахмурился, умолк и вновь уставился в огонь, сцепив пальцы в замок.
Золтан разломил лепёшку, открутил у курицы ногу и принялся жевать, время от времени задумчиво прихлёбывая из бутылки.
— Так значит, ты его всё-таки не помнишь, — сказал он, утолив первый голод.
— Трудно сказать. Вот ты вот: много ли ты сам сумеешь вспомнить детских лиц? Особенно тех, которые ты видел десять лет назад? Так и я. Это что-то, как огонь или текущая вода. Сегодня помню, завтра — не узнал. Впрочем, этого я кажется и впрямь могу узнать: он уже тогда был коротышкой.
— Фриц?
— Да, Фридрих. Коротышка Фриц. Девчонку звали Магда. Да, кажется, Магда. Вот третьего не помню. Помню только, будто бы он заикался. Но и всё.
— Да, — Золтан бросил на пол плащ, а сверху — одеяло, опустился рядом с травником, уселся поудобнее и протянул ноги к огню. — Надо же, как всё обернулось... Ты что, и впрямь возьмёшь его в ученики?
— Придётся, — он вздохнул. Взъерошил волосы. — Золтан, я не знаю. Мне кажется, я не готов. Поговорить бы с ним... Как-то это всё не вовремя. Лет сколько-то назад я пробовал взять одного парня в обучение. Ты помнишь, чем всё кончилось.
— Тил?
— Угу.
— Как не помнить! Кстати, где он?
Травник пожал плечами.
— Я не знаю, я его давно не видел. Ходит где-то, бедокурит. То и дело слышу о нём, то там, то сям. То ли правду, то ли выдумки.
— Молчал бы уж. Ты сам — наполовину выдумка.
— Дурак.
— Ехидна.
Они схватили друг друга за загривки, стукнулись лбами и тихо засмеялись.
Вино делало своё дело. Травником вдруг овладело странное настроение. Старый дом как будто помог ему повернуть время вспять. Жуга усмехнулся: «Повернуть время на время». Всё равно что реку отвести саму в себя, и чтоб текла по кругу. Конечно, не бывает, но...
Он огляделся. Снова ожили в памяти тогдашний Яльмар и Гертруда, Рик и Телли, вернулось на миг то время, когда он всё-таки решил обосноваться в городе. Показалось даже, что старик Рудольф материализовался в кресле вместо спящего мальчишки. Когда-то он считал те годы несчастливыми, теперь он временами даже тосковал о них. Зимняя полночь исчезла, осталась за стенами дома. Ему вдруг стало на всё наплевать.
— У тебя там только одна бутылка?
— Нет. А что?
— Доставай.
Когда количество пустых сосудов на столе увеличилось до четырёх, заботы нынешнего дня куда-то отступили, а все темы разговора как-то вдруг перемешались. Оба собеседника теперь говорили каждый о своём, нередко разом, перебивая друг друга бесконечными «А помнишь...», и одновременно шикали, когда вдруг повышали голоса, запоздало вспоминая о спящем в кресле мальчишке. Тот, однако, так и не проснулся. Огонь в камине жизнерадостно потрескивал. Сапоги у Золтана просохли, он стянул их и теперь сидел босиком, подставляя огню замёрзшие ноги.
— Стоп, — наконец сказал себе и Золтану Жуга, поймав себя на том, что пытается открутить последнюю ножку у последней половинки последней курицы. — Стоп, Золтан. Хватит. Славно посидели, но надо и мальчишке что-нибудь оставить. Сколько времени?
Как будто отвечая на его вопрос, часы на ратуше пробили два раза.
— Нам скоро выходить. Наверху есть кровать. Будет лучше, если мы чуток поспим.
— Дело, — буркнул Золтан, вытянулся на скамейке во весь рост и принялся разворачивать одеяло. — Только к шайтану кровать. Я лучше здесь вздремну, на лавочке, ты не возражаешь?
— Как угодно. Но предупреждаю: камин погаснет, будет холодно.
— Я подброшу.
Жуга поколебался.
— Тогда я тоже, пожалуй, лягу здесь. А то мало ли, что...
Несмотря на выпитое вино и усталость, Золтан некоторое время просто лежал, задумчиво разглядывая край каминной полки, весь изрезанный ножом, пока постепенно не сообразил, что эти вырезанные желобки и бороздки складываются во вполне опознаваемые знаки. Выглядело это так:
— Что это? — вслух спросил он.
— Где? — уже совсем было заснувший, травник поднял голову. Волосы его выглядели так, как будто он их не расчёсывал лет десять.
— Вон, на каминной полке. Вырезано.
— А, руны... — Жуга зевнул. — Не обращай внимания: это Яльмар вырезал по пьяни, когда последний раз ко мне заезжал.
— И что там написано?
— Это не имеет смысла. Просто пожелание. Магическая формула. Что-то вроде: «Олав я зовусь, и этими рунами творю волшбу на счастье».
Золтан снова вгляделся в каминную надпись.
— Какие-то они... запачканные чем-то, что ли.
— Кровь, — простодушно пояснил травник и повернулся на другой бок.
Некоторое время Золтан молчал.
— Не считаешь, что в наше время опасно иметь дома такие вещи? — спросил он наконец. — Тебя могут обвинить в ереси.
— В наше время в ереси можно обвинить вообще — кого угодно и за что угодно, — с пьяным равнодушием забубнил тот из-под одеяла. — А руны, если хочешь знать, вырезают даже в церквях, на купелях. Сам видел.
— Ты так серьёзно к этому относишься, и в то же время даже не знаешь точно, что у тебя написано дома на стене.
— Золтан, перестань, — раздражённо отозвался травник. — Какая, к лешему, серьёзность? Какая разница, что там написано, если это друг писал, на счастье и от чистого сердца? Ничего там нет особенного. Я не умею составлять такие заклятия, Герта не успела меня этому обучить. Я умею только гадать, да и то не очень.
— Астрология, гороскопия, туё-моё с бандурой... — пробурчал Золтан. — Никогда не мог понять всю эту чушь. Слушай, — он вдруг сел, — а не разбросить ли тебе их сейчас, раз тебе трудно просто посмотреть, что будет?
— Зачем?
— Просто так. Интересно.
Травник помолчал. Потом тоже встал, отбросил одеяло и потянул к себе свой рюкзак. Покопался в его недрах и извлёк на свет гадательный мешочек с рунами из кости. Было слышно, как они там внутри мягко постукивают друг об дружку.
— Предупреждаю, — сказал Жуга, развязывая стягивающую горловину мешочка кожаную тесёмку, — я сейчас не в состоянии нормально что-либо истолковать. Что выпадет, то выпадет.
— Ничего. Насколько я понял, у викингов в обычае возиться с ними под хмельком.
— Как скажешь, — он встряхнул мешочек и усмехнулся. — Странно... — прошёлся пятернёй по волосам.
— Волнуюсь, как невеста перед первой ночью. С чего бы, а?
— Тяни, тяни, — подбодрил его Золтан, — не увиливай.
