Поэт остановился тоже. Мешка, однако, с плеч не сбросил.
— Если хотите, можете вернуться. Если вас ещё не ждут в гостинице, наверняка поймают около. Говорите, на лодке увезли бы всё? А где б вы взяли эту лодку, позвольте спросить? Наняли канальщика? Так эта братия, — он помахал рукой, — похуже старых кумушек: через день весь Брюгге будет знать, куда вы поехали. И всё равно пришлось бы гнать порожняком — нагруженная лодка что жилая баржа, просто так не развернёшься и не выгребешь. Мы бы добрались до места к середине ночи, и это в лучшем случае. А в худшем нас бы захватило отливом и утащило в Звинн. Пришлось бы до утра отсиживаться под каким-нибудь мостом. Вы этого хотите?
— Всё равно можно было что-нибудь придумать, — не сдавался итальянец. — Я бы сам мог сесть на вёсла.
— Вы умеете грести, господин кукольник? — едко спросил юноша. Карл-бБаас промолчал, и поэт безжалостно закончил; — Так что, берите свой мешок и следуйте за мной. До этого момента нам везло, будем надеяться, что и дальше будет везти. Не так уж долго нам осталось. И спрячьте куда-нибудь вашу бороду: уж очень она приметна.
— Куда ж я её спрячу?
— Да хоть за пазуху...
Вновь потянулись улочки, мосты и набережные каналов, но на сей раз это и впрямь продолжалось недолго — минут через десять Йост перевёл всю компанию через очередной мост, спустился вниз по лестнице и постучался в дверь в кривом и неприметном переулке, где, судя по запахам окалины, кислот и угольного шлака, размещались какие-то мастерские. Стук, не иначе, был условным, ибо отворили сразу. Присутствию посторонних тоже не удивились. Видимо, сыграло свою роль то, что двое из пришедших были детьми, а может, к подобным выходкам со стороны поэта здесь уже привыкли. Вопросов им, во всяком случае, не задали.
Но задали поэту.
— Йост? — Фриц еле различил в царившей здесь полутьме косматую голову и кряжистую невысокую фигуру говорившего. — Где ты пропадал? Мы думали, что тебя схватили или ты опять решил загулять на всю ночь.
— Ни то и ни другое, — отозвался юноша. — Пришлось отвлечься, чтоб помочь вот этому бородатому господину.
Хозяин подвала смерил взглядом непрошеных гостей, Барба снял шляпу и раскланялся, но объяснять ничего не стал, предоставив это право поэту.
— Вот как? И в какой помощи нуждался сей... э-э-э... сей достойный господин?
— В защите от испанских собак, которым не по вкусу правда и не по зубам весёлый смех. Я ручаюсь за него. Помоги ему, Проспер, как ты когда-то помог мне.
Собеседник Йоста поглядел на Карла Барбу с интересом:
— Так вы что же, сударь, тоже, стало быть, поэт?
— Отчасти, — с достоинством ответил бородач и вновь раскланялся. — Я — кукольных дел мастер.
— Что? Вы делаете кукол?
— Si. Я даю представления,
— Представления, представления... — задумчиво повторил хозяин подвала. — Какой только ерундой люди не занимаются... У вас нездешний выговор, господин кукольник.
— Он из Сицилии, — ответил за него Йост.
— Это правда, — подтвердил Карл-Баас, — я из Неаполя. Моё имя Карло. Карло Барба,
— Странно, что вас занесло в такую даль. Ваши дети, они тоже из Сицилии?
— Это не мои дети.
— Не ваши дети?... — не понял хозяин.
— Мальчик — немец, а девочка местная, — объяснил кукольник. — Они путешествуют со мной и помогают в представлении.
— Мы помогаем! — пискнула Октавия и запоздало сделала книксен.
— Мы можем заплатить за постой.
Фриц угрюмо молчал, исподлобья оглядывая низкое, захламлённое помещение. Это был полуподвал, в котором помещалась кузница или что-то подобное. В углу тлел очаг, рядом находились мехи, чуть дальше — наковальня, кадка и корыто для воды, пара верстаков, У стенки громоздились железки. Помимо Проспера здесь был ещё какой-то парень — он стоял сейчас у наковальни, стучал молотком и не очень-то прислушивался к разговору.
Колокола в церквах зазвонили к вечерне. За маленьким окошком быстро темнело.
— Хорошо, — сказал наконец кузнец. — Пусть остаются до утра, а там мы что-нибудь придумаем. Если твой бородатый друг не может помочь, пусть не мешает. Отведи их наверх, пусть перекусят и ложатся спать в твоей комнате, а сам спускайся сюда. В шкафу на кухне хлеб, вино и холодная печёнка.
— Я тоже голоден, — запротестовал Йост.
— Перекусишь и спускайся — у нас полно работы. Нужно починить двадцать аркебуз, перековать три десятка наконечников для копий, отлить полторы тысячи пуль. Скучать не придётся. Всё, проваливай, мы и так не успеваем. Одна нога здесь, другая там.
— Сколько я вам должен? — спросил кукольник.
— Нисколько, — ответил кузнец.
С этими словами он вернулся к наковальне и взялся за молоток.
В противоположном от входа углу кузницы отыскалась узенькая деревянная лестница наверх. Вслед за Йостом гости поднялись на второй этаж, где поели и стали располагаться ко сну.
Проспер кузнец, отхлебывая из кружки, заговорил поэт, когда с трапезой было покончено. — Днём он куёт заказы для аристократов и богатых бюргеров — каминные решётки, ворота, флюгера, а ночью — алебарды, аркебузы и самострелы для армии повстанцев. Поэтому он спит только по утрам. А я ему помогаю. В штормовые ночи, когда трусливые испанцы сидят на берегу и сосут подогретое вино, морские гёзы тайно пробираются в город и перевозят оружие на своих лодках на большие корабли.
— Зачем вы это мне рассказываете? — сонным голосом спрашивал Карл-баас. — Ещё недавно вы не хотели мне даже сказать, куда мы идём, а теперь выдаёте такие тайны... Что если я шпион короля? Италия и Испания находятся не так уж далеко друг от друга.
— Бросьте, сударь. Бросьте. Надо быть очень хитрым Шпионом, чтобы таскать с собой детей и при этом ещё что-то разнюхивать, господин Барба. Да и что такого может вызнать кукольник? Сказать народу — да, но вот услышать... Я к вам присматривался с того дня, как вы приплыли в город. Вы не занимаетесь ничем таким — это было бы слишком рискованно, даже опасно. Дети подмечают всё и не умеют молчать. Но вы, вы — будете молчать. Мы поможем вам выбраться из Брюгге, но в обмен на некоторые услуги.
— Услуги? Какие услуги?
Йост покосился на Октавию и Фрица,
— Мы поговорим об этом завтра, — сказал он, вставая.
— А если я не соглашусь?
— Тогда вы тем более будете молчать. Только причина молчания будет уже другая.
На это кукольник ничего не ответил.
Мешки и прочее имущество свалили у окна. Кровать была одна, и довольно узкая, втроём на ней можно было расположиться лишь с большими неудобствами. Кукольник, впрочем, почему-то не лёг, заместо этого перебросился парой слов с Йостом, тот кивнул, и итальянец принялся шарить в мешках, Он копался там, ворчал себе в бороду и что-то с треском обрывал, пока не вытащил занавес, старый дорожный плащ и ворох непонятных тряпок.
