При этих словах Ялка вдруг снова осознала весь ужас своего положения, ощутила холод браслетов, колючую власяницу на теле, выбритую голову и содрогнулась. Как ни странно, это помогло ей вернуться к реальной жизни и хоть немного, но успокоиться. Карел подоспел как нельзя вовремя.
— Н-нет... только цепь на ногах...
— Ползти можешь?
— Могу.
— Так ползи! Или крысы зря старались? Скорее, некогда болтать!
С этими словами Карел развернулся, как пловец в воде, и исчез — только мелькнули ноги в полосатых носках. Ялка обернулась на дверь. Сквозь щели в толстых досках багровели взблески факелов, в дверную щель тянуло дымом. Никакого другого движения в коридоре не ощущалось и не слышалось. Драка, если продолжалась, продолжалась где-то на дворе. Она взглянула на провал под ногами. Крысиный ход...
«Хотим/помогаем, человек/девочка. Подданные трудятся...»
— Поздно, — пробормотала она, обращаясь к голосу, который всё ещё звучал у неё в ушах. — Слишком поздно, Лис... Прости меня, пожалуйста...
По щекам её бежали слёзы.
Но промедление грозило смертью. Ни слова более не говоря, она спустилась в тёмную сырую глубину, сжалась там и загремела кандалами, разворачиваясь головой вперёд. Совсем недавно, часа не прошло, её пугала пустота огромной комнаты и собственная в ней ничтожность. Теперь ей предстояла пытка, полностью обратная. Свет померк, холодная земля объяла девушку со всех сторон. Некоторое время перед взором её плавали круги, какие-то фигуры, знаки и петроглифы, затем глаза сделались бесполезны. Земля ещё не до конца оттаяла, в ноздри били запахи воды и разложения. Где-то впереди, как крот, пыхтел и копошился Карел. Остановился, обернулся: «Ну? Чего ты?» Ялка сглотнула, нащупала перед собой проход и, превозмогая дурноту, стала протискиваться вперёд в вонючей тесноте, изо всех сил помогая себе локтями и коленями и думая только о том, как уберечь живот.
О голове она уже не думала.
* * *
Повозка гистрионов выехала из Брюгге ранним утром. С серого неба сыпался снежок — колючие холодные шарики, похожие на сахарную крупку. Последние дня два стояли холода, кукольник даже подумывал отложить поездку, дабы понапрасну не морозиться, но Йост его отговорил. Во-первых, их искали. В трактире при гостинице, где итальянца угораздило остановиться, теперь всегда торчали сыщики, вещи оттуда удалось вынести только с большими предосторожностями, да и то сундуки пришлось отдать хозяйке за молчание и доставленное беспокойство. Она не возражала. Во-вторых, на холоде стражники ленились и производили не досмотр, а недосмотр, налегали на вино и становились более сговорчивыми. И наконец, в-третьих, у музыкантов были свои резоны выехать в такую рань, и их меньше всего интересовало мнение господина Карла и его малолетних помощников. Поэтому ещё затемно к дому оружейника подогнали крытый возок, запряжённый мулицей, куда сгрузили пожитки, и до восхода покинули город, отдав в воротах поросячий окорок и две бутылки водки. Досмотр занял бы ещё меньше времени, когда бы стражники не прицепились к восседающей на задке повозки маленькой фигурке, с ног до головы закутанной в суконный плащ и тёмную вуаль.
— Разрешение на выезд есть?
— А как же! Вот, извольте.
Стражники приняли бумагу с печатью, повертели её так и этак, переглянулись, почесали в затылке и решили позвать офицера. Фриц нервничал, сжимая-разжимая кулаки, кукольник заметил это и положил ладонь ему на плечо. Наконец показался десятник, изрядно пьяный и в дурном настроении, словно его оторвали от игры в тот момент, когда шёл фарт. Он взял документ, мельком глянул на печать, бросил такой же беглый взгляд на куклу и мутным взором уставился на её владельца.
— А, это вы. Как вас... э-э...
— Моё имя Каспар, — представился Карл Барба. — Доктор Каспар Арно.
Разрешение было совершенно подлинным. Перед выездом Карл Барба за компанию с поэтом и одним из музыкантов разработали детальный план. Для начала подкупили парочку чиновников. Куклу оформили как заказ правителя одного отдалённого герцогства, название которого и имя правителя Карл-баас прямо там же выдумал. По легенде, кукла была сделана для подраставшего наследника. Карл и Йост, вдохновясь тремя бутылками красного, сочинили на этот счёт целую историю. Карл Барба превратился в доктора Каспара Арно, всемирно известного механика и кукольных дел мастера, а Фриц — в его помощника и ученика. Имя выбрали с таким расчётом, чтобы в случае оговорки можно было поправиться, не вызвав подозрений (оба начинались на «Ка»). Карл Барба после долгих размышлений и сомнений решился сбрить свою роскошную бороду, под которой, когда он это сделал, обнаружилась круглая и весьма добродушная физиономия. Часть бороды пошла на волосы для куклы — их пришлось обесцветить и выкрасить. Однако в чём соль, Фриц сумел понять лишь перед самым выездом. Чтоб план не дал осечку, Барба затеял подлог: вчерашним днём он вместе Йостом уже ездил к городским воротам, прихватив с собою куклу, но нарочно «забыл» разрешение. Конечно, их не выпустили, но кукла привлекла всеобщее внимание.
— Что за девка?
— Где? А, это... Это кукла, господа, всего лишь кукла.
— Кукла, говоришь? А ну, разверни. Разверни, разверни, не замёрзнет. А то ищем мы тут одного... тоже с куклами.
— Как прикажете.
Он распахнул плащ, поднял вуаль, и взорам стражников действительно предстала кукла, обликом до изумления похожая на бледную девочку в розовом платьице, тополевых башмачках и кружевном чепце, из-под которого выбивались голубые кудряшки.
Челюсти у всех дружно отвисли.
— О-па...
— Эва...
— Гм.
— Ого!
Воцарилась тишина.
— Ни хрена себе! — наконец сказал кто-то, выразив общее мнение.
— Осторожнее, signores, осторожнее! — вежливо потребовал Барба, когда со всех сторон потянулись грязные пальцы, и пояснил: — Не лапайте: воск! Можете случайно повредить.
Мантия учёного, очки и важный вид, который Барба на себя напустил, сделали своё дело — перечить ему не стали и позвали десятника. Чтобы не было претензий, Барба сам постучал пальцем по груди и спинке кукольной девочки, извлекая звук сухого дерева, а напоследок оторвал и приставил обратно деревянную голову. «Тьфу ты, господи прости», — вздрогнули и закрестились стражники, один даже сплюнул. С тем его отпустили, и Барба повернул назад. В тот день ему хотелось, чтоб его запомнили. Своего он добился, и сегодня была вторая попытка. Уже, разумеется, без куклы.
— Даём премьеру! — сказал он.
На тележке не было особых мест, чтоб спрятаться, осмотр её не занял много времени, к мальчишке претензий тоже не возникло, оставшуюся часть повозки занимали инструменты музыкантов и припасы. Сундук был набит маломерными кукольными тряпками, стражники небрежно их поворошили и отстали.
Десятник сосредоточенно изучал бумагу.
