Когда Люси едет домой под коралловым небом, она дважды пропускает поворот. И тогда она решает — хватит кружить вокруг пирожковых в раздумьях о внезапно вспыхнувшей страсти, надо во что бы то ни стало сделать то, чего ни Пол Сэлли, ни городская полиция, быть может, не сумеют сделать. Ей необходимо узнать, кто такая Карен Райт и кто ее убил. Это единственный способ отвлечь внимание от Кейта. Если его схватят, не разобравшись, он погиб. Дело не в том, обвинят его или нет, а в том, как он будет жить дальше. Если Кейт убедит себя, что он презренный и жалкий, то никогда больше не вернется в нормальную жизнь: ложь из мелкой станет большой, как раскормленная рыбешка, мелкие кражи станут более крупными и более рискованными, нитка бисера превратится в петлю на шее.
И потому, вместо того чтобы идти к себе, Люси направляется в квартиру 1 «А», где живет комендант. Ей не нужно притворяться, будто она волнуется, говоря, что ей необходимо попасть в квартиру 8 «С». Это, конечно, все глупости, но Карен брала у нее блузку, которую она теперь хочет забрать. Комендант — человек за шестьдесят, перебравшийся сюда из Бронкса, — начинает ворчать, отвечает, что квартира опечатана. Люси упрашивает. Говорит, что купила эту блузку в «Мейсиз»
[15]
, что никогда ей больше такой не найти, и в конце концов комендант поднимается с ней наверх, говорит, что у нее две минуты, и остается ждать в холле.
Очень глупо бояться пустой квартиры. Кондиционер выключен, в комнатах духота Кто-то вымыл пол в кухне, и в воздухе висит тяжелый запах моющих средств. Кухню Люси обходит и направляется в спальню. Включив свет, она на мгновение застывает, остолбенев. Люси видела такое покрывало на Западной Мейн-стрит в «Спальнях и ваннах» — огромные дикие розы на мятно-зеленом фоне. Если долго смотреть на эти розы, сердце рвется на части. Люси распахивает стенной шкаф и сдергивает с плечиков первую попавшуюся блузку. Очень жаль, но Карен Райт никогда в жизни ничего у нее не брала. Блузка из белого льна с перламутровыми пуговицами, но Люси на нее даже не смотрит. Она идет к тумбочке возле кровати — она знает, где обычно хранят самое важное. Открыв верхний ящик, Люси роется среди брошенных как попало сережек, таблеток от кашля и наконец находит то, что искала. Это фотография, на которой сняты Карен с дочерью: днем на пляже, где нормальная влажность и небо простерлось, как вечность. Смотреть на нее хуже даже, чем на дикие розы, поэтому Люси сует карточку в карман джинсов, а потом выходит из квартиры.
Немного позднее она достанет фотографию из кармана, прикрепит над умывальником в ванной. Потом возьмется за телефон и закажет билет на самолет, туда, куда не думала, что когда-нибудь вернется по своей воле, а потом будет изучать лицо Карен до тех пор, пока не запомнит его, как свое. А потом она достанет из холодильника лимон, разрежет на две половинки и сбрызнет волосы, но совсем не потому, что так ей посоветовала Джейни Басс.
Эрроу бежит вперед по кустам и терновникам, носом вниз, хвостом вверх. За последние три дня он отрыл всех дохлых кротов, всех морских чаек, всех оцепеневших от жары сверчков. Они с Джулианом всегда работают молча, в полной тишине, слышно только их дыхание да порой хруст ветки, попавшейся под ноги. Эрроу не отвлекается ни на что и ни на кого — ни на пролетевший над головой самолет, ни на игроков в гольф на лужайке.
Поводок у них сорок футов длиной, так что Эрроу почти свободен. Обыкновенная поисковая собака может не заметить тело в траве, если испанский мох уже оплел его своими усами, и запахи земли и свежей зелени заслонили запах человека, но для пса, который работает по ветру, чтобы учуять тело, достаточно, чтобы в воздухе оставалась хотя бы одна молекула. Поэтому, когда на берегу озерца, где погиб Чарльз Верити, пес останавливается, Джулиан тоже останавливается. Он слишком увлекся мыслями о своем брате. На руках у него кровавые ссадины, и если бы он не знал точно, что поцарапался, когда продирался через терновник, то мог бы и в самом деле поверить, будто это наглядное доказательство его вины. Нужно сосредоточиться и перестать думать о Бобби, иначе прозевает следы, которые они ищут, и вообще все испортит, потому что, видите ли, он испугался привидения.
Джулиан достает сигареты и ждет, пока Эрроу двинется дальше. Солнце уже почти садится, а Джулиан и не заметил, что день прошел. Еще немного, и проснутся ночные птицы. Джулиан ходит по кругу вокруг озерца следом за псом, и так наступает вечер. Над водой поднимаются тучи комаров, воздух становится тяжелым. Джулиану кажется, будто что-то коснулось его между лопаток, и он замирает. Все в точности так, как и говорят про такие вечера: души не могут подняться, потому что воздух слишком тяжелый. Джулиан ничуть не удивляется, что к нему прилепилась заблудшая душа, он и сам жив только по чистой случайности. Дважды он должен был умереть, но вот ведь живет. Эрроу правду знает, Джулиан видит это по его глазам. Он, Джулиан, мертвец, у которого по какой-то причине бьется сердце. Неважно, чего он заслуживает, но он жив, а другие нет.
То ли чужая душа, то ли тяжелый воздух, то ли еще что-то толкает его в спину. Пошатнувшись, Джулиан делает шаг туда, где стоит стеной сахарный тростник, а пес его вздрагивает и поднимает голову. Из груди у него вырывается глухое рычание, и он бросается в зеленую чащу. Джулиану сил не занимать, он способен в драке (неважно, насколько честной) одолеть противника, тяжелее его фунтов на пятьдесят, но он не может удержать пса. Пес тянет его сквозь заросли тростника и шиповника, даже когда Джулиан, не удержавшись на ногах, едет за ним на животе. Когда это наконец прекратилось, Джулиан полетел туда, куда ведет обвисший поводок. Там он видит расчищенный пятачок, где улегся, навострив уши, Эрроу. В темноте глаза у него сверкают, как черной ночью черные звезды. Перед ним между лапами лежит мягкая игрушка — белый кролик.
— Хороший мальчик, — говорит Джулиан.
Джулиан садится рядом и зажигает спичку, чтобы осмотреть место, где спали дети. Эрроу, поднявший голову, моргает от неожиданной вспышки света, а потом, решив, что пора, поднимается и приносит к ногам Джулиана белого кролика.
— Молодец, — говорит Джулиан, поднимает кролика и гладит пса по загривку.
Выбираются они той же дорогой, но уже в темноте. Эрроу бежит по следу детей вдоль дренажной канавы, пес торопится, и Джулиану приходится хорошенько смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о сорняки. Перед входом в первую бетонную трубу Эрроу останавливается. Он поднимает голову к небу и лает, коротко и отрывисто, словно подает неизвестно кому сигнал SOS. Когда-то давно Джулиан Кэш, которому некуда было больше идти, тоже сюда приходил. Часто приходил с упаковкой пива, которое покупал в универсаме по совету одного из Платтов. Приходил подряд несколько месяцев после той аварии. Садился, прижавшись спиной к прохладной бетонной стенке, а в голову лезли мысли, слишком черные не только для мальчишки. Они и сейчас его не оставляют, и никогда он, наверное, не поймет, почему, черт возьми, человек не может жить в одиночестве. Глупо тянуться к кому-то, если ты — это ты и ничего с этим не поделать.
Джулиан подтягивает поводок, чтобы пес не бросился вдруг на детей. Бок о бок они входят в тоннель, где прячутся в пересохшей земле полевые мыши и ковыляют вдоль бетонной стенки голубые крабы. Дети спят, обнявшись. Будить их не хочется, хотя Джулиан сам не знает, по какой такой причине. Он смотрит, как они спят, а его страшный пес, которому ничего не стоит загрызть человека, опускает голову и тихонько скулит.
