Он рассказывает, а Джилли снова начинает грести, приспосабливаясь к его гребкам, не прерывая ни словом, ни всплеском. Каноэ выскальзывает из заливчика к северо-восточному берегу бухты Литтл-бей. Здесь вода глубже, синева ее темнее, с вплетенными прядями мигающих алмазов от стоящего над головой солнца. К югу, где бухта расширяется до максимума, ходят несколько парусных лодок и катамаранов, грациозные и расцвеченные, как стрекозы. Две ворчащие моторки тянут визжащих водных лыжников. На заднем плане нависает далекая горная гряда, дрожащий воздух заволакивает на горизонте отели и кондоминиумы Оушен-сити.
Поделиться своей тайной с Джилли — колоссальное облегчение, хотя Джек прекрасно понимает, что она ему не верит. Это было бы очевидно даже без их особенной связи, но он и не ожидал, что убедить ее будет легко. Хорошо, что она его хотя бы слушает, что не перебила, не обозвала сумасшедшим, а этого он боялся. Боялся еще того, что казавшееся ему убедительным наедине с собой прозвучит фальшью, если произнести это вслух. Но сейчас он чувствует, что становится все более и более убедительным, и последние сомнения исчезают.
Они поворачивают лодку к северо-востоку, где дрейфуют лениво три других каноэ и одна шлюпка: этот тихий угол бухты облюбовали рыбаки и краболовы. В четверти мили впереди находится Каменный остров, его плоский берег представляет собой смесь песчаного пляжа и густых болотистых пятен серебристой зелени, за которыми возвышается щетинистая стена сосен. Самый большой из всех островов Литтл-бей, с бухтой, которая сама по себе является самой маленькой в цепочке соединенных бухт, тянущихся от Реховот-бич до Оушен-сити, Каменный остров изрезан туристическими тропинками, площадками для пикников и палаток, а с задней стороны соединен с материком однополосным деревянным мостом, по которому приезжают отдыхающие на велосипедах и машинах, и олени тоже пользуются этим мостом, как и еноты, опоссумы, лисы, а бывает — и черный медведь. Джек и Джилли презирают этот форпост цивилизации, но, к счастью, за ним есть острова поменьше, особенно те, что рассыпаны у северо-западного края бухты, где вьется ручей Мельника через сердце заповедника Фенвик — остающегося пока нетронутым, если не считать редких утиных охот. Безымянные, отсутствующие на навигационных картах, продающихся в «Наживке и снастях», некоторые островки так заросли, что стали непроходимы, другие — всего лишь пригоршни песка, обнажаемые штормом и приливом. Джек и Джилли все лето лазили по этим островам, наносили их на карту, придумывали им имена, объявляли своими. Карты, сперва исполненные в карандаше, наводились затем цветными маркерами на той же графической бумаге, что использовалась для игры в «Мьютов и нормалов», и прятались в рюкзак Джека, сложенные и запечатанные в пластиковых пакетах для бутербродов… хотя Джек только сейчас вспоминает этот слой из палимпсеста прошлого.
Когда он замолкает, исчерпав свои аргументы, сияющее здание теории стоит нерушимо — по крайней мере так кажется Джеку. Он ждет, что Джилли что-нибудь скажет, но она продолжает грести, будто ни слова не слышала, будто он ни слова не говорил… и он уже задумывается: а не включилась ли вновь его сила, не стерла ли его признание? Он проверяет, не идет ли из носа кровь — нет. И тут она перестает грести и оборачивается к нему лицом.
— Ты веришь в эту чушь, да? В смысле, ты не для того, чтобы мне лапшу на уши навесить?
— Это правда.
— А доказать можешь? Хоть одно слово? — Она мотает головой и сама отвечает: — Не-а. Ни единого слова.
— А что я могу, если больше никто не помнит?
— Потому что это фигня.
— Так докажи, что я не прав, — требует он. — Давай попробуй, раз ты такая умная.
— Я достаточно умная, чтобы не тратить время на попытки.
— Потому что не можешь.
— Я много чего не могу доказать. Это еще не значит, что это неправда.
— И что это правда, тоже не значит.
— Сопляк!
Она резко грузит весло, обрызгивая Джека. Он отвечает тем же. Битва оказывается яростной, но прекращается резко, когда каноэ кренится набок и чуть не переворачивается. Джек сидит, тяжело дыша, пока успокаивается качка, и вода капает с лица, со всего тела. Он промок, кроссовки пропитались, как губка. Сердце бьется с такой силой, что, кажется, ее хватит закончить начатое и перевернуть каноэ. Джилли снова смотрит вперед, сгорбившись, опустив плечи. Она плачет? Джек чувствует подводное течение недовольства и страха.
— Джилли… — говорит он, потрясенный.
Ее смех застает его врасплох. В нем нет резкости, только веселье. Лицо, которое она к нему обернула, такое же мокрое, как у него, но не от слез.
— «Мьюты и нормалы»! — говорит она.
— А? Да причем здесь эта игра?
— Не та, в которую мы играем на графленой бумаге с костями, дурень. Другая. Ту, которую предложил нам дядя Джимми, когда ехали в убежище, помнишь? Ты просто играешь в другой вариант этой игры.
— Только это не игра, — говорит он. — Это взаправду.
— Но у нее те же — как он их назвал? — выбранные начальные условия: мутанты прячутся среди нормальных людей, и ты должен выяснить, кто они. Разница только в том, что в твоей игре мьюты не прячутся от нормалов: они прячутся друг от друга, стараясь друг друга убить.
— Говорю тебе, это не игра. И это все равно ничего не доказывает.
— Может быть, но тебе не кажется, что совпадение примечательное? И не странно ли, что ты не думал об этих… этих своих суперсилах до того, как дядя Джимми рассказал нам о своей игре? Разве что ты считаешь, что он в это верит и рассказал нам нарочно, чтобы… — У нее широко распахиваются в озарении глаза: — Вот оно что! Ты думаешь, у дяди Джимми те же силы, что у тебя! Ты думаешь, это он пытается тебя убить!
Джек уходит от прямого ответа.
— Послушай, я сам понимаю, что звучит дико. Я тоже не хотел в это верить — поначалу. Я думал, что тронулся! Но это — единственное объяснение, которое сюда подходит. Как говорит Холмс: когда исключите все возможное, рассмотрите невозможное.
— Но не настолько невозможное. Дядя Джимми не пытается тебя убить. Ты не можешь изменить историю или вернуться из мертвых. Ты что, Иисус? Ой, а может, ты он и есть? И если я переверну это каноэ, ты пошлепаешь домой пешком?
— Смешно.
— Я не шучу. Я предлагаю эксперимент.
— Не будь дурой. Карты намочишь.
— А какая разница? Ты все сделаешь так, будто я его и не переворачивала. Ведь так у тебя получается?
— Я тебе сказал: не знаю я, как это получается. Если бы знал, сделал бы так, чтобы ты тоже помнила, как я.
— Ну уж нет, спасибо, — отвечает она. — Лучше я все забуду, в том числе этот разговор.
— Джилли, ты только меня послушай…
— Нет уж, это ты послушай, если только не хочешь, чтобы я поставила эксперимент.
Каноэ качается, когда Джилли сдвигается к борту.
