– Убирайтесь, – закричала Марианна через дверь, – убирайтесь, у меня ружье, я буду стрелять!
Замочная скважина была чем-то забита, я не мог повернуть ключ.
– Это я, – заорал я в свою очередь, – не стреляй, не надо, это я!
Неужели паника подступила так близко и теперь подчинит себе всю нашу жизнь?
Она открыла, на ней не было лица, в последние полгода она и так не блистала красотой, но сейчас особенно – видно, была действительно плоха.
– Это ужасно, – она бросилась мне в объятия, – это ужасно, ужасно, ужасно!
Флавий попискивал в своей колыбельке, явно в полном порядке, – значит, на семейном фронте ничего не стряслось.
– Они убили соседку.
Я не спеша разулся, каждый раз меня тянуло пойти на кухню умыться, но напрасно, кран уже давно покрывался ржавчиной. Марианна тихо заплакала, заламывая руки; они напали на дом, юнцы явились под вечер, судя по всему, в надежде заловить двух девчонок из квартиры напротив, прелестных сестер, переживших дожди и нищету, но это им не удалось, девочки сумели уйти по крышам, и тогда они вломились к соседке и изнасиловали ее.
– Изнасиловали? Но ей по меньшей мере седьмой десяток?
Они поджидали внизу, на двух машинах и скутерах, с ними была девица, и, поскольку часам к четырем окончательно стало ясно, что предмет их вожделений испарился, они осадили дом напротив, но безуспешно, а потом, стало быть, сцапали соседку, разложили на капоте машины и изнасиловали, предусмотрительно надев презервативы. Марианна подсматривала из-за задернутых штор, обливаясь ледяным потом от ужаса, соседка истошно кричала, ее привязали за руки и за ноги, веревки были закреплены на осях, так что когда эти чудовища, удовлетворив свой пыл, тронули с места, ее просто разорвало, четвертовало, но веревки к конце концов намотались на колеса, тогда они остановились, вышвырнули жалкие, драные клочья тела на мостовую, девица со смехом присела и пописала на них, затем они уехали, крикнув на прощание в пустынную улицу, что еще вернутся. Мы еще вернемся, и наша месть будет ужасна, ха-ха-ха!
У меня в голове, накладываясь на эту сцену, вертелись какие-то обрывки вестернов. Нацисты в форме, горящие церкви. Вот черт, сказал я, какая мерзость.
– Я больше не могу, – простонала она, – сделай что-нибудь, – по-моему, я больше не выдержу.
Я уставился на нее с глупым видом: ты хочешь, чтобы я сделал что? Ты думаешь, я Господь Бог и отвечаю за весь этот бред? На лестничной клетке послышался шум, она вцепилась себе в волосы, у меня был полный магазин, я ни разу в жизни не стрелял из пистолета, я даже не был уверен, что он исправен. Не знаю почему, но убить кого-то представлялось мне довольно-таки проблематичным. Во имя милосердного Вседержителя нашего, откройте и выходите, проревел чей-то голос, совершенно замогильный. Ну ладно, сказал я, это хоть не юнцы, я вышел на площадку, на лестнице было полно народу, целая армия молчаливых, растерянных теней, настоящие призраки: священник со своими присными. У меня мелькнуло странное воспоминание: когда-то давно я был в отпуске в Бретани и случайно слышал слова одной торговки, она рассказывала соседке, что накануне порвала со своим любовником и тот до утра заливал горе в ночном кабаке, а наутро поехал обратно вдоль пляжей, на большой скорости, и в это время у одной женщины случился скандал с мужем, она выскочила из кемпинга, он гнался за ней, машина сбила ее на полном ходу, насмерть, она умирала в объятиях мужа, изо рта у нее лились потоки крови, он тщетно пытался их остановить, а брошенный любовник, в пьяном чаду, закурил сигарету и тупо глядел на жуткую сцену, виновником которой стал, он даже не вызвал «скорую», это сделали обитатели кемпинга, а потом муж набил ему морду. Под конец, я точно помню, торговка сказала, жалко, конечно, что так получилось, но не сходиться же мне с ним снова, это же идиотизм.
– Мы, кюре прихода О-де-Бельвиль, пастырь церкви Невинных, требуем отдать нам демонов и злых духов, коих вы укрываете в своем жилище!
Совершенно не понимаю, почему мне вспомнилась эта история.
– Приказываем вручить нам живым то воплощение зла, что нашло прибежище в вашем доме.
Все происходящее, этот псих со своей клакой, виделось мне в багровом ореоле.
– Здесь умирали люди, их убивали злокозненные излучения, и здесь явилось на свет новое воплощение дьявола в человеческом облике.
Я спросил: что происходит? что вам угодно? Святоши позади священника стояли с отсутствующим видом, чистые зомби, бледные, безмолвные, управляемые зомби вуду, мне бы покрыться гусиной кожей, а я не испытывал ровно ничего.
– Вы породили Дьявола, последний раз говорю, отдайте нам ребенка.
До меня донеслись вопли Марианны, у нее начиналась истерика, какое-то крылатое существо уселось наверху, на лестничных перилах, я его сразу узнал, та же харя, что мы видели в церкви, в придачу рядом немедленно пристроилась ее сестричка, я поднял пистолет, у меня не выходил из головы библейский завет, все, взявшие меч, мечем погибнут,
[9]
поэтому я некоторое время колебался; отдайте ребенка, родители Сатаны, оба суккуба хлопали крыльями, жадные, омерзительные, от них исходил гнилой смрад, я старался успокоиться, потянуть время, и опять спросил, что происходит, вы что, шутите, но как раз в ту минуту, когда этот ненормальный уже готов был наброситься на меня, а я навел на него пушку, намереваясь расстрелять в упор, откуда-то вылетел громадный ком перьев, острые когти впились священнику в лицо, обе хари сорвались с места, и в следующий миг мы лицезрели схватку диких зверей, точно как в «Кинг-Конге», мордобой доисторических животных, зомби попятились, а я заорал и тоже орал как оглашенный: это Бог, Бог пришел к нам на помощь, ублюдок, сволочь, это ты Дьявол, это ты Сатана, – я пинал ногами бедного иллюмината, а он, бедолага, защищал глаза окровавленными культями. Он прав, завопил один из зомби, это Феникс, их спас Феникс, поднялась неописуемая толчея, и вдруг все кончилось, я стоял на лестнице и очумело смотрел на голубоватое перо, кружившееся в мутном свете лестничной клетки.
– Вот и ладушки, – сказал я Марианне, – они ушли.
Я закрыл дверь, Марианна скорчилась в дальнем углу столовой, прижимая к себе Флавия; н-да – я пытался иронизировать – нескучный денек; Марианна так дико вращала глазами, что мне опять подумалось, уж не спятила ли она часом, я подошел и тихонько разжал ее судорожно сведенные руки, иди сюда, дьявольское отродье, иди к папочке, с ней опять случилась истерика, ну что нам делать, что нам делать, я положил Люцифера в колыбель и посоветовал ей пойти к себе и успокоиться, у меня от нее болела голова.
Временами мне хотелось послать все к черту.
– А если это правда, – опять взялась она за свое чуть погодя, – а если священник прав и он действительно воплощение Зла?
Я сделал вид, что обдумываю ее слова, – в конце концов, почему бы и нет, почему бы нам не произвести на свет какое-то особенное, незаурядное существо, которому уготовано фантастическое будущее?
