– Итак, объявляю вас мужем и женой, в горе и в радости, вы связаны священными узами брака, напоминаю вам, Франсуа, вы обязаны помогать Бабетте и защищать ее.
Узы.
Да еще священные.
Узаконивающие союз двух людей.
Пропащей дебилки, болтающейся на плоту по волнам радиоактивной реки, и воспоминания.
Мне бы посмеяться или решить, что это глупость, форменное безумие, но я почувствовал лишь глубокое восхищение, я был почти заворожен неисчерпаемыми возможностями человеческой природы, ее способностью в самых крайних обстоятельствах найти, как поставить заслон хаосу, как не сойти с ума.
Это было чудесно, они по очереди выходили вперед, неуклюжие, словно маленькие девочки, допущенные к причастию, выговаривали, запинаясь, имя своего избранника, возлюбленного, а та, что отправляла богослужение, вверяла их судьбы в руки провидения, сочетала на всю оставшуюся жизнь воображаемыми узами: согласны ли вы, Филипп, взять присутствующую здесь Сандрину в законные супруги, в жены до гроба, до скончания века, покуда смерть не разлучит вас?
Каждой Глэдис надевала на палец обручальное кольцо, первое попавшееся кольцо, каждую благословляла, даже позволила себе предостеречь Кристину: смотри, Кристина, ты уверена, что сделала правильный выбор? ты уверена, что тебя не ждет жестокое разочарование? может быть, разумнее подыскать другого, кого-нибудь посимпатичнее? но та разревелась, нет, она любит Жоржа, со всеми его недостатками, даже если он плохой, и Глэдис в конце концов сдалась, хорошо, пусть будет Жорж, но я тебя предупредила, потом не жалуйся.
Я сидел в стороне, обо мне совершенно забыли, – наверно, при некотором усилии я мог бы высвободиться и незаметно сбежать, добраться вплавь до берега, но опять-таки, куда мне было податься, к кому? Конечно, они были чокнутые, но в общем и целом не такие уж противные, они умели ловить рыбу и потихоньку везли меня к морю; выдав замуж последнюю, Глэдис и себе выбрала спутника, Гастона: его зовут Гастон, мы с ним целовались в блокгаузе, мне было двенадцать лет.
Перед глазами у меня плясали светящиеся нити; бесконечные ответвления, связующие нас друг с другом по ту сторону времени и любой географии, сплетались в плотную паутину; наконец Глэдис сказала «да», и я заснул, последним моим впечатлением было, что все нити сливаются в одну, мы доплываем до океана и волны превращаются в чистый свет.
Я впал в какую-то полудрему, прерывавшуюся вспышками странных видений: по земле ползли женщины, кучка новобрачных, они страдальчески хрипели, под конец хрипы превратились в плач младенца, словно на свет явилась целая ватага новорожденных и теперь бодро испускала свой первый писк, а потом на несчастных набрасывались птицы и, устрашающе хлопая крыльями, уносили детей. Я пытался открыть глаза, но веки словно налились свинцом; я назову его Рейнальд, говорил голос Глэдис, Рейнальд красивое имя. Мне чудилось, будто все они, орущие, измученные, тужатся изо всех сил, выгибаются в роковых судорогах, прежде времени производя на свет плод своего призрачного союза, став наконец матерью чистого, непорочного существа, что придет на заре грядущих времен на смену поверженным народам, из которых вышли их родители.
Я проснулся в лодке уже при свете дня, связанный по рукам и ногам, снизу мне были видны лица Глэдис и остальных, спокойные, усталые после свадьбы и родов, – женщины в самом полном смысле слова; наверно, они связали меня и перенесли, а я даже не очнулся, остальные лодки стояли вплотную к нашей, меня приподняли, так что я как бы полулежал, мне пришло в голову, что я похож на тотем среди племени каких-то дикарей, на священный символ, который собираются принести в жертву, все словно воды в рот набрали и только смотрели на меня, я попытался улыбнуться, пошутить: что происходит, девочки, праздник на сегодня отменяется? Дебилка и ее подружки вытаращили глаза и стали еще больше похожи на слабоумных, мне страшно хотелось есть, и еще болело в правом боку, в районе печени, не будь этой пронзительной боли, моя жизнь показалась бы мне в тот момент чем-то внешним и абстрактным, как фильм или картина, которую мне дозволено было созерцать сквозь фильтр доброжелательного спокойствия.
Аауаауаааааааааааааааааааааааааааааааааа.
Глэдис затянула первой, ее примеру сразу же последовало все стадо, от этого крика, или, вернее, воя меня объял черный ужас, ааааааааааааа аааааааааааааоооооооооооо, звук, словно электрический ток, пронзал потайные нервы моей души, тек через нервную жидкость, орошавшую мои жизненные центры, проклятие распространялось по мне, разрывая в клочья миллиарды клеток, уменьшая меня в размерах… а-а-а-ааааааа, прекрати, заорал я Глэдис, скажи им, чтобы они прекратили, но на фоне неба возникли силуэты птиц, громадных хищных птиц, орлов, они ринулись на нас, клекоча в унисон с безумными, и с адским грохотом обрушились на лодки и на меня.
Иона
Что ты видел?
Пантей
И в небе вокруг, и на земле внизу толпились образы человеческой смерти, все они были ужасны, все творения рук человеческих, а некоторые, казалось, и творения его сердца, ибо людей медленно убивали суровыми взорами и улыбками: и вокруг бродили иные видения, слишком ненавистные, чтобы можно было рассказать о них и остаться в живых.
Фурия
Те, кто из любви к человеку терпят жестокие страдания, и презрение, и оковы, всего лишь умножают великие муки, уготованные им самим и ему.
И пока в воздухе раскатывалась оглушительная вспышка, как в кульминационный момент какого-нибудь фильма ужасов, я внезапно осознал, кто я такой: на сей раз сомнений не оставалось, на самом деле я был не Бог, не Зевс, и все же существо божественное, Прометей, тот, кто из альтруизма подарил людям огонь.
Первая фурия
Разорвите завесу!
Вторая фурия
Она разорвана.
Головной орел атаковал меня, выставив клюв, кожа у меня на животе лопнула от удара, стальное лезвие безжалостно пропороло ее насквозь, девицы позади хихикали и пели, вне себя от счастья. Сарацин набрался сил / Гроб Господень захватил / Турки, знать они сильны / Наши все побеждены / Понаделали в штаны, мне казалось, через незримое, через вечные горы, доносится до меня приговор, я прикую тебя к скале, и каждый день орел будет клевать твою печень, но вскоре его вытеснил голос Змея: пошли их подальше, скажи им, что они круглые идиоты, все, что ты ощущаешь, не реальность, этого не существует, пошли их всех, пускай утрутся, и я дам тебе бессмертие.
Мир взорвался, распался на бесконечное множество измерений, в одном мои окровавленные внутренности путались под ногами гарпий, а в другом мне явился дух, обитавший во мне, я был цел, невредим и бодр, я внимал его советам, все силы, управлявшие Вселенной, сливались в безупречно ровную линию и исчезали, и обличье и форма вещей утратили смысл. Море, вдруг завопила Бабетта, везде море; я сидел лицом к корме, в горло орлу воткнулась стрела, – должно быть, Зевс сжалился надо мной; развяжи меня, умолял я Глэдис, развяжи меня, пожалуйста; море, стонали девицы, везде море; орел слабо пошевелил крыльями и свалился в реку; ловите канат, говорили какие-то люди, мне их не было видно, ловите канат, а то вас снесет течением.
