Но закончить предложение не удалось. Крошечная фигурка иллюзиониста резко повернулась в сторону единственного человека, не попавшего под влияние чар, и запустила те самые виноградные косточки, которые до этого момента выполняли роль шариков жонглера. Пять маленьких снарядов практически мгновенно преодолели расстояние до цели, врезавшись в голову несчастного старика.
Компот успел почувствовать, как на него обрушилась серия мощнейших ударов, и оставался в сознании вплоть до четвертого. А затем его голова безвольно мотнулась в последний раз – и внезапно обмякшее тело откинулось на спинку мягкого кресла.
Коварный жонглер еще раз высоко подпрыгнул, сделав двойное сальто, и, встав на ноги, произнес слова древнего заклинания. В результате в комнате появилось не просто окно между мирами, а зловещая воронка. Темное чрево ее поочередно всосало в себя троих бесчувственных героев, а затем в нее прыгнул и сам лилипут.
Повелитель иллюзий блестяще справился с поставленной перед ним задачей, в одиночку совершив то, на что не хватило сил у скопища пушечного мяса, называемого прелтами. Теперь ловкач получит соответствующее вознаграждение, а что станет с несчастными, которых он доставит по назначению?
Такие глупости его совершенно не интересовали.
«С делами покончили, – весело подумал он, перед тем как скрыться в темном провале межпространственного тоннеля, – теперь нужно позаботиться о том, как и где можно повеселиться».
И если крошечный злодей мог сам выбрать, где и как веселиться, то жертвы его хитроумных чар не имели свободы выбора. Потому что им предстояло «веселиться» в очень мрачном и жутко неприятном месте, чрезвычайно напоминавшем безумно-кровавое измерение Глов.
* * *
Судя по солнцу, успевшему скрыться за линией горизонта, приступ безумия продолжался достаточно долго. А когда голова снова пришла в себя, то обнаружила, что откусила кончик собственного языка.
– А-а-а!!! – бешено взвыла несчастная голова, готовая вновь погрузиться в пучину хаоса, откуда только что выбралась с превеликим трудом.
Но, как ни странно, этот бешеный крик пробился в подсознание Гарха, и несчастный наконец осознал, что никчемный обрубок, называющий себя головой, это и есть он сам. Только он и никто другой.
Чувство было достаточно странное и неприятное, но Гарх сумел справиться с острым приступом паники и успокоиться в достаточной мере, чтобы прийти к неутешительному выводу – это конец. Финишная черта, за которой уже ничего нет.
«Если я начинаю пожирать самого себя, – мрачно подумал Гарх, – то шансов на спасение нет. Пора смириться с неизбежным, приготовившись к худшему».
Ему даже почти удалось осуществить задуманное (приготовиться к худшему), но, к счастью, именно в это время неподалеку пробегал фремс – большая хищная ящерица, питающаяся в основном мелкими грызунами. Фремсы – не пожиратели падали, но запах свежей крови явно указывал на то, что поблизости находится потенциальная добыча. День выдался не слишком удачным, а этот восхитительный пряный запах крови смешивался с отвратительным трупным зловонием. Но все же голодный охотник решил посмотреть, кто умирает (или уже умер), поэтому свернул с намеченного пути и побежал в направлении источника запаха.
Гарх, пребывающий в состоянии странного оцепенения, издалека заметил приближающуюся ящерицу. Когда пять или шесть дней сходишь с ума в бесплодной степи, чувства обостряются до предела. А любое появление какого-нибудь жалкого суслика вносит приятное оживление в унылую и однообразную картину жизни. В хорошем смысле этого слова бодрит и волнует, заставляя быстрее течь кровь по венам. И, что, пожалуй, самое главное, хотя бы ненадолго прочищает мозги.
«Ящерка не очень большая, не больше полуметра длиной, но на первый раз хватит». – Глаза Гарха плотоядно заблестели.
Он чуть было не облизнулся, но вовремя вспомнил, что нужно изображать из себя мертвую голову с аппетитным языком – иначе ничего не получится.
Откушенный кончик языка валялся неподалеку, в пределах прямой видимости, а сам язык уже перестал кровоточить, покрывшись засохшей коркой.
«Иди ко мне, мой сладенький». – Гарх послал мысленный сигнал в сторону приближающегося хищника.
Однако фремс не только не принял сигнала, но даже более того – остановился в нерешительности в нескольких метрах от странной головы. Во-первых, она таила в себе какую-то непонятную угрозу, а во-вторых, создавалось впечатление, будто умерла она пару недель назад.
«Иди к папочке!» – продолжал мысленно заклинать Гарх, одновременно с этой горячей мольбой с предельной осторожностью сдавив зубами язык.
Фремс собрался было уйти, но в самый последний момент запекшаяся корка лопнула и густые темно-бордовые капли упали на землю, разнося по округе пьянящий запах свежей крови.
Большая ящерица в нерешительности остановилась, все еще не до конца уверенная в том, что хочет подойти к этой странной голове.
«Это все, что я могу предложить», – мысленно простонал Гарх, понимая, что если эта трусливая тварь сейчас развернется и уйдет, то он сойдет с ума окончательно.
«Это все, что есть у папочки!!!» – взвыла про себя несчастная голова, ощущая приближение очередной гигантской волны безумия.
«Все, что у меня есть!!!
Все…
что…
можно…
сожрать!!!»
Вряд ли крошечный мозг фремса воспринимал какие бы то ни было ментальные сигналы. В данном случае свое веское слово сказал голод, который в конечном итоге все же возобладал над страхом.
Осторожно подойдя к маленькому кусочку плоти, некогда называвшемуся кончиком языка, фремс решился его попробовать.
«Ну, давай же! Я же вижу – тебе понравилось!» – мысленно заклинал Гарх, отчаянно желая, чтобы мерзкий хищник пришел в восторг от изысканного угощения.
Несмотря на то что мясо выглядело достаточно свежим, оно явно отдавало какой-то непонятной тухлятиной. Несколько раз фремсу приходилось есть нечто подобное, однако воспоминания об этих трапезах никогда не вызывали у него особого восторга. Но желудок настойчиво требовал продолжения банкета. Поэтому хищная ящерица, преодолев свои страхи, медленно подошла к голове и, внимательно осмотрев ее со всех сторон, пришла к выводу: кроме отталкивающего запаха, ничего опасного в ней нет.
Удар хвоста опрокинул голову набок, и от столкновения с землей сомкнутые челюсти открылись, обнажив внутренности глотки, в которой уютно расположился огромный мясистый язык.
Не было смысла ждать чего-то еще, поэтому фремс вонзил свои острые зубы в кровоточащий кончик языка…
«О-ля-ля!!! – мысленно воскликнул Гарх, зажмурив глаза от страшной боли. – Вот уж и не думал, что смогу почувствовать что-либо в этой жизни».
Оторвавший кусок мяса фремс вкусно почав-кивал совсем рядом. А тот, кого он с таким удовольствием пожирал, думал о том, как ужасна будет его месть.
