Коридор вдруг уперся в тяжелую дверь, которую Фуксия с усилием оттянула, впустив вовнутрь сумрак не столь гнетущий – стоял уже поздний вечер и скопление туч быстро пересекало за дверью аспидное небо со скользящей по нему одинокой звездой.
– Ох, мое бедное сердце, как уже поздно! – произнесла Нянюшка, озабоченно вглядываясь в небо и поверяя Фуксии свои мысли шепотом, до того опасливым, что можно было подумать, будто она боится, как бы ее не подслушала небесная твердь. – Как уже поздно, единственная моя, а мне ведь к матушке твоей возвращаться. Я ей должна попить принести, бедной моей великанше.
Перед ними простирался обширный двор, в дальнем углу которого стоял трехэтажный дом, соединенный с основным массивом крепости арочной подпоркой. В дневное время дом этот странно выдавался на фоне вездесущего серого камня Горменгаста, ибо выстроен он был из твердого красного песчаника, добытого в некоем карьере, которого с тех пор никто отыскать так и не смог.
Фуксия ощущала страшную усталость. День оказался перегружен событиями. И вот теперь, когда последние его остатки капитулировали на западе, она все еще была на ногах, в самом начале, а не в конце нового испытания.
Госпожа Шлакк все сжимала и сжимала ладошки, а подходя к парадным дверям дома, вдруг остановилась и по привычке, обозначавшейся в ней в минуты смятения, подняла ладошку ко рту и потянула себя за нижнюю губу, старые водянистые глазки ее слабо вглядывались в Фуксию. Она уж было начала что-то говорить, но тут звук шагов заставил ее и двух ее спутников обернуться и уставиться в темноту, из который к ним приближался какой-то человек. Продвижение его сопровождалось чуть слышным потрескиваньем, как будто снова и снова ломалось нечто хрусткое.
– Кто там? – спросила госпожа Шлакк. – Кто там, единственная моя? Ох, какая темень!
– Всего-навсего Флэй, – ответила Фуксия. – Пойдем же, я устала.
Но их уже окликнули из темноты.
– Кто? – каркнул жесткий, сдавленный голос. Присущая господину Флэю манера выражаться была пусть и не всегда удобопонятной, но, во всяком случае, немногословной.
– Что вам, господин Флэй? – прокричала Нянюшка, немало удивив тем и себя самое, и Фуксию.
– Шлакк? – снова спросил жесткий голос. – Нужна, – добавил он.
– Кто нужен? – пропищала в ответ Нянюшка, которой обхождение Флэя с нею всегда казалось несколько бесцеремонным.
– С вами кто? – пролаял Флэй, которого уже отделяло от них всего несколько ярдов. – Только что три.
Фуксия, давно овладевшая искусством истолковывать восклицания отцовского слуги, поспешила обернуться и – с удивлением и облегчением – обнаружила, что Стирпайк исчез. Но не примешивалась ли к этим чувствам и толика разочарования? Протянув руку, она прижала к себе старую няню.
– Только что три, – повторил Флэй, подошедший совсем близко.
Фуксия хмуро покачала головой и резко повернулась к Флэю, конечности которого, казалось, отставали от него, заблудившись в темноте. Усталость сделала ее раздражительной, и теперь она выплеснула на сурового слугу чувства, которые сдерживала.
– Уходи! уходи! – закричала она. – Кому ты здесь нужен, глупый, сварливый человек! Кому ты нужен? – орешь «Кто здесь» и думаешь, ты такой важный, а ты всего-навсего тощий старик! Иди к отцу, там твое место, а нас оставь в покое!
И Фуксия, громко и изнуренно заплакав, подскочила к иссохшему Флэю и, обхватив его поясницу руками, залила слезами жилет старика.
Руки Флэя остались свисать по бокам, ибо прикоснуться к леди Фуксии, даже из самых добрых побуждений, было делом неподобающим, – в конце концов, он всего лишь слуга, пусть и самый главный.
– Уйди, пожалуйста, – сказала наконец Фуксия, отходя от него.
– Светлость, – произнес слуга, почесав в затылке. – Светлость хочет ее.
И он дернул подбородком в сторону старой няньки.
– Меня? – вскричала нянюшка Шлакк, до этого мига посасывавшая свои зубы.
– Тебя, – сказал Флэй.
– Ох, бедное мое сердце! Когда? Когда он меня хочет? Ох, дорогой мой! Чего он хочет?
– Хочет завтра, – ответил Флэй, развернулся и пошел в темноту, и скоро скрылся из глаз, а несколько погодя затих и хруст его колен.
Больше ждать они не стали, но со всей поспешностью, на какую были способны, приблизились к парадной двери дома из красного песчаника и Фуксия, рукавом утерев глаза, громко стукнула в нее дверным молотком.
Они ждали, слушая пение скрипки.
Фуксия снова ударила в дверь, через несколько секунд музыка прервалась, шаги приблизились к дверям и остановились. Сдвинулся засов, половинка двери отворилась, залив гостей сильным светом, и Доктор взмахом руки пригласил их войти. Затем он запер за ними дверь – но не раньше, чем тощий юноша скользнул в прихожую и встал между Фуксией и госпожою Шлакк.
– Так-так-так-так! – сказал Доктор, смахнув волосок с рукава куртки и блеснув зубами. – Так вы привели с собой друга, драгоценнейшая моя маленькая светлость, так вы привели с собой друга – или (он приподнял брови) не привели?
Во второй раз за вечер госпожа Шлакк с Фуксией обернулись, пытаясь понять, о чем их спрашивают, и обнаружили сразу за собою Стирпайка.
Тот поклонился, не отрывая взгляда от Доктора.
– К вашим услугам.
– Ха-ха-ха! Но я ни в чьих услугах не нуждаюсь, – сказал доктор Прюнскваллор, так перевивая на груди длинные белые руки, словно то были два шелковых шарфа. – Возможно, я и был бы не прочь, чтобы кто-нибудь занялся исполненьем моих услуг. Но к моим – мне никто не нужен. О нет. У меня и услуг-то никаких не осталось бы, ежели б каждый молодой человек, входящий в мой дом, оказывался к ним. А если бы и остались, то лишь в виде рожек да ножек. Ха-ха! Совершенных рожек да ножек.
– Он пришел, – сказала Фуксия, – потому что хочет работать, потому что он умный, вот я его и привела.
– И впрямь, – сказал Прюнскваллор. – Меня неизменно восхищают те, кто хочет работать, ха-ха. Наблюдать за ними, это всегда так захватывает. Ха-ха-ха! Чрезвычайно, жутко захватывает. Проходите, дорогие дамы, проходите. Моя бесценная госпожа Шлакк, вы с каждым днем молодеете на сто лет. Сюда, сюда. Поаккуратнее с уголком этого кресла, моя бесценная госпожа Шлакк, и – о! вам следует быть осторожнее, клянусь всем, что есть осмотрительного на свете, непременно следует. Ну-с, позвольте мне только открыть эту дверь и мы сможем расположиться поудобнее. Ха-ха-ха! Вот это правильно, Фуксия, дорогая моя, поддержите ее! поддержите!
Произнося это, погоняя их перед собою и одновременно оглядывая увеличенными глазами необычное одеянье Стирпайка, Доктор достиг, наконец, своей комнаты и с резким хлопком закрыл за собой дверь. Госпожу Шлакк он усадил в кресло с неяркой винно-красной обивкой, в котором старушка стала казаться особенно крохотной, Фуксию – в другое такое же. Стирпайку Доктор указал на дубовый стул с высокой спинкой, а сам занялся извлечением бутылок и бокалов из устроенного в стене буфета.
