И снова он самым почтительным образом поочередно вгляделся в сестер, ожидая их разрешения. Сестры, сидевшие в креслах, как палки, медленно покивали одна за другой.
Чай и булочки тем временем остывали, впрочем, все трое о них и думать забыли.
Стирпайк поднялся и встал спиною к огню, чтобы видеть обеих сестер.
– Ваши милостивые светлости, – начал он. – Я получил информацию важности необычайной. Информация – вот что главное в том неприятном деле, которым мы вынуждены заняться. Я прошу вас выслушать меня со вниманием, ни на что не отвлекаясь. Но прежде всего, я задам вам вопрос: кому принадлежит в Горменгасте неоспоримая власть? Кто именно, обладая этой властью, не пользуется ею, но допускает, чтобы великие традиции замка коснели в бездействии, забыв, что и собственные сестры его, равные ему по крови и происхождению, имеют право на дань уважения и – должен ли я упоминать об этом? – да, и на преклонение тоже? Кто этот человек?
– Гертруда, – ответили обе.
– Ну, бросьте, бросьте, – сказал, приподымая брови, Стирпайк, – кто он, забывший даже о собственных сестрах? Кто, ваши светлости?
– Сепулькревий, – сказала Кора.
– Сепулькревий, – подтвердила Кларисса.
Обеих, хоть они и не выказывали того, уже охватило такое волнение, такое возбуждение, что они утратили и малую осмотрительность, какой когда-либо обладали. Каждое произнесенное Стирпайком слово обе заглатывали целиком.
– Лорд Сепулькревий, – сказал Стирпайк. И выдержав паузу, продолжил: – Если бы вы не были сестрами ему, не принадлежали к одному с ним Роду, разве осмелился бы я подобным образом говорить о властителе Горменгаста? Однако долг мой в том-то и состоит, чтобы говорить с вами честно. Леди Гертруда непочтительна к вам, но кому надлежало бы это поправить? Кому, как не вашему брату, вручена здесь верховная власть? И я, предпринимая усилия, направленные на возвращение вам должного положения, на то, чтобы снова наполнить Южное крыло неисчислимыми слугами, обязан принимать в расчет вашего самовлюбленного брата.
– Еще какого самовлюбленного, – сказала Кларисса.
– Да уж! – подтвердила Кора. – Куда уж дальше. А что должны делать мы? Скажи нам! Скажи!
– В любом сражении – идет ли речь о войне или о схватке интеллектов, – сказал Стирпайк, – самое важное – захватить инициативу и первым нанести решающий удар.
– Да! – сказала понемногу сползавшая на краешек кресла Кора, быстрыми, безостановочными движениями, которым уже начала вторить Кларисса, разглаживая светло-пурпурный подол у себя на коленях.
– Но следует выбрать куда ударить, – продолжал Стирпайк. – При этом ясно, что наивернейшую превентивную меру представляет собой удар, нанесенный по наиболее уязвимому из нервных центров противника. И никакой нерешительности! Все или ничего.
– Все или ничего, – повторила Кларисса.
– А теперь вы, милостивые государыни, должны сказать мне – что является средоточием интересов вашего брата?
Сестры продолжали гладить себя по коленям.
– Не литература ли? – вопросил Стирпайк. – Разве не является он великим ценителем книг?
Сестры кивнули.
– Он очень умный, – сказала Кора.
– Но только он все из книжек вычитал, – сказала Кларисса.
– Вот именно, – подхватил Стирпайк. – Стало быть, утратив книги, он окажется перед лицом поражения. Если уничтожить сердцевину его жизни, от нее останется лишь опустевшая скорлупа. Насколько я, ваши светлости, способен судить, первый удар надлежит нанести по библиотеке. Вас должно восстановить в правах ваших, – пылко добавил он. – Это будет лишь справедливо.
И Стирпайк, на один театральный шаг приблизившись к Коре Гроан, возгласил:
– Госпожа моя, леди Кора Гроан, согласны ли вы со мной?
Кора, каковая в обуявшем ее возбуждении сползла уже на самый край кресла, вскочила и закивала с такою силой, что сбила себе прическу.
Спрошенная за нею Кларисса согласилась с сестрой, Стирпайк же, вновь раскуривший от огня трубку, на несколько мгновений прислонился к каминной полке, выпуская из тонких губ кольца дыма.
– Вы оказали мне, ваши светлости, великую помощь, – произнес он, наконец, затягиваясь и глядя, как дымные кольца плывут к потолку. – Уверен, что вы готовы и далее поддерживать меня в моей борьбе за вашу свободу.
По тому, как согласно дрогнули тела снова усевшихся сестер, он понял, что они согласны и с этим.
– Вопрос, возникающий перед нами в этой связи, – продолжал Стирпайк, – состоит в том, как нам избавится от книг вашего брата и тем самым вернуть его к исполнению принятых им на себя обязательств? В чем, по вашему мнению, состоит очевидный способ уничтожения набитой книгами библиотеки? Вы, ваши светлости, бывали в ней в последнее время?
Сестры затрясли головами.
– Как поступили бы вы, леди Кора? Какой именно метод избрали бы для уничтожения сотен тысяч книг?
Стирпайк вынул изо рта трубку и напряженно уставился на Кору.
– Я бы их сожгла, – сказала Кора.
Именно это и хотел услышать Стирпайк, однако, услышав, он с сомнением покачал головой.
– Это дело непростое. Каким средством мы могли бы воспользоваться, чтобы их сжечь?
– Огнем, – сказала Кларисса.
– Но как вы разожжете огонь, леди Кларисса? – с озадаченным видом поинтересовался Стирпайк.
– Солома, – сказала Кора.
– Это возможно, – потирая подбородок, согласился Стирпайк. – Хотелось бы, впрочем, знать, обеспечит ли исполнение вашей мысли достаточную быстроту возгорания. Вы как полагаете?
– Да, да! – воскликнула Кларисса. – Солома отлично горит.
– Но сможет ли огонь охватить и книги? – упрямился Стирпайк. – Если его ничем не подпитывать? Да и соломы понадобится немало. Займутся ли книги достаточно быстро?
– А куда спешить? – спросила Кора.
– Все должно произойти сколь возможно быстрее, – пояснил Стирпайк, – иначе сбегутся любители лезть не в свое дело и погасят огонь.
– Люблю, когда горит, – сказала Кларисса.
– Но мы же не станем сжигать библиотеку Сепулькревия дотла, разве не так?
Стирпайк ожидал, что рано или поздно в одной из сестер пробудится совесть, и потому до этой минуты козырную свою карту не открывал.
– Леди Кора, – сказал он, – порою приходится совершать поступки, которые самому тебе неприятны. При разрешении столь великой проблемы невозможно действовать, не сняв шелковых перчаток. Нет. Мы с вами творим историю, мы обязаны быть решительными. Помните, как, войдя сюда, я сказал вам, что получил наиважнейшие сведения. Помните? Что ж, теперь я поделюсь с вами тем, что дошло до моих ушей. Сохраняйте спокойствие и твердость; помните, кто вы. Не беспокойтесь, я позабочусь о соблюдении ваших интересов, пока же присядьте, хорошо? – и выслушайте меня со вниманием… Вы поведали мне о том, как дурно обходятся с вами то в одном, то в другом, – узнайте ж теперь о последнем скандале, который разгорается там, внизу. «Их так и не пригласили, – повторяют все и каждый. – Их не пригласили».
