– Кого? – спросила Кларисса.
– Куда? – спросила Кора.
– На Всеобщую Встречу, устройством которой занят сейчас ваш брат. На этой Всеобщей Встрече будет обсуждаться распорядок праздника в честь Нового Наследника Горменгаста, вашего племянника Титуса. Всякий, кто хоть что-нибудь значит, приглашен на нее. Даже Прюнскваллоры. Впервые за долгие годы ваш брат проявил интерес к делам практическим, интерес достаточно живой для того, чтобы решиться созвать всех членов семьи. Говорят, что он собирается многое сказать относительно Титуса, и на мой взгляд, эта Всеобщая Встреча, которая состоится через неделю, неизмеримо важна. Никто не знает в точности, что именно на уме у лорда Сепулькревия, но общее мнение сводится к тому, что он намерен уже сейчас начать приготовления к празднованию первого дня рождения сына… Собирается ли он все же пригласить на этот праздник и вас, я сказать не могу, но если судить по услышанным мной замечаниям относительно того, что вас окончательно оттерли от дел и забыли, точно пару стоптанных туфель, такой исход представляется мне малоправдоподобным… Как видите, – продолжал Стирпайк, – я не тратил времени зря. Я прислушивался к разговорам, я вникал в ситуацию, и рано или поздно труды мои вознаградятся: когда я увижу вас, дорогие мои светлости, сидящими на двух концах стола, за которым будут тесниться знатные гости, когда я услышу звон бокалов, услышу овации, сопровождающие каждое сказанное вами слово – вот в тот день я поздравлю себя с тем, что когда-то давным-давно мне достало воображения и безжалостного практицизма, чтобы свершить опасные труды, позволившие поднять вас на уровень, коему вы принадлежите по праву… Почему вас не приглашают на праздник? Почему? Почему? Кто вы, чтобы последний лакей, подвизающийся на Свелтеровой кухне, относился к вам с подобным презрением и издевкой?
Стирпайк умолк, видя, что слова его произвели действие необычайное. Кларисса перебралась в кресло Коры, обе сидели, вытянувшись в струнку и прижавшись друг к дружке.
– Когда вы только что с такой проницательностью предположили, что это нестерпимое положение дел можно разрешить посредством уничтожения обременительной библиотеки вашего брата, я почувствовал: вы правы, лишь отважный поступок такого рода позволит вам снова гордо держать ваши головы, почувствовать, что герб вашего рода остается по-прежнему незапятнанным. Эта ваша мысль несет на себе печать гениальности. Я призываю вас, ваши светлости, поступать так, как подсказывает вам понимание чести вашей и гордость.
Вы не стары еще, ваши светлости, о нет, вы не стары. Но молоды ли вы? Я счастлив был бы узнать, что годы, которые вам еще остались, наполнены чарующими днями и романтическими ночами. Достойная ли это цель? Должны ли мы сделать шаг, который позволит восстановить справедливость? Да или нет, милостивые мои государыни, да или нет?
Сестры встали, как один человек.
– Да, – сказали они, – мы хотим вернуть себе Власть.
– Мы хотим вернуть слуг, и справедливость, и все, все, – медленно произнесла Кора, в ровный тон ее голоса контрапунктом вплеталось жгучее волнение.
– И романтические ночи, – сказала Кларисса. – Мне нравится. Да, да. Поджечь! Поджечь, – громко повторила она, плоская грудь ее начала вздыматься и опадать, как заведенная. – Поджечь! поджечь! поджечь!
– Когда? – спросила Кора. – Когда мы ее спалим?
Стирпайк поднял руку, желая их угомонить. Но сестры жеста его не заметили – накренясь вперед, они держались за руки и выкрикивали жуткими, лишенными каких бы то ни было чувств голосами:
– Поджечь! Поджечь! Поджечь! Поджечь! Поджечь! – пока не выдохлись.
Стирпайк выдержал это испытание, не дрогнув. Теперь он яснее, чем прежде, понимал причину, по которой их отстранили от обыденных дел замка. Что сестры соображают туго, он знал, но того, что они способны вести себя подобным образом, не мог и вообразить.
Он переменил тон.
– Сядьте! – рявкнул он. – Обе. Сидеть!
Сестры подчинились мгновенно, и хоть безапелляционность приказа их поразила, Стирпайк понял, что отныне они целиком в его власти, – и отогнав соблазн немедля выказать эту власть и впервые в жизни вкусить злые ее наслаждения, заговорил мягко, ибо первым делом надлежало испепелить библиотеку, для чего у него имелись свои резоны. После, обладая столь страшным влиянием на сестер, он сможет на время расслабится и упиться здесь, в Южном крыле, всеми радостями тиранства.
– Через шесть дней, ваши светлости, – сказал он, поигрывая золотой цепочкой, – в вечер перед Всеобщей Встречей, на которую вас не позвали, – библиотека будет пуста, вы сможете спалить ее дотла. Я все подготовлю к поджогу, подробности вы узнаете от меня несколько позже; однако в саму великую ночь вы, запалив по моему сигналу огонь, немедленно удалитесь в ваши покои.
– А можно нам посмотреть, как она будет гореть? – спросила Кора.
– Да, – подхватила Кларисса, – можно?
– С вашего Дерева, – сказал Стирпайк. – Вы же не хотите, чтобы вас поймали?
– Нет! – сказали они. – Нет! Нет!
– Вот и любуйтесь пожаром с Дерева, на нем вы будете в безопасности. Я же останусь в лесу и прослежу, чтобы все прошло гладко. Вы поняли?
– Да, – сказали они. – А потом мы получим Власть, верно?
Недоступная сестрам ирония, содержавшаяся в их вопросе, заставила губы Стирпайка чуть изогнуться в улыбке, однако он ответил:
– А потом ваши светлости получат власть. – И подойдя к сестрам, он поочередно поцеловал кончики пальцев каждой, взял со стола трость и скорым шагом направился к двери, от которой отвесил прощальный поклон.
Перед тем как открыть ее, он сказал:
– Никто кроме нас об этом не знает. Никто и не узнает, так?
– Так, – ответили сестры. – Только мы.
– Я возвращусь через день-другой, – сказал Стирпайк, – и посвящу вас в детали. Мы обязаны спасти вашу честь.
И не пожелав им спокойной ночи, Стирпайк открыл дверь и растворился в темноте.
«ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПОДЖОГУ»
Почти целиком два следующих дня Стирпайк под тем или иным предлогом провел вне дома Прюнскваллоров. И хотя за этот краткий срок он переделал множество дел, основное время заняли три тайных набега на библиотеку. Главная трудность состояла в том, чтобы пересечь, незамеченным, открытое пространство, отделявшее замок от хвойного леса. В лесу, среди сосен, он чувствовал себя уже в большей безопасности. Стирпайк понимал, сколь пагубному риску подвергся бы он, если б его заметили вблизи библиотеки незадолго до того, как она сгорит. Нужные ему сведения он собрал уже при первой рекогносцировке, – некоторое время пришлось протомиться в тени Южного крыла, и уж затем стремительно пересечь заглохшие сады, а там и поле, граничившее с лесом. После часа кропотливой, сосредоточенной работы ему удалось вскрыть куском проволоки замок библиотечной двери и, проникнув в безмолвное помещение, изучить внутреннее устройство занимаемого библиотекой строения. В пустынной ее зале ощущалась некая отчужденность. В ночное время при всей своей мрачной непроглядности, библиотека была хотя бы лишена пустой безучастности, водворявшейся здесь в дневные часы. Прохаживаясь по ней взад и вперед, Стирпайк ощущал напряженное ее безмолвие и, мысленно отмечая удобнейшие для поджога места, не раз и не два невольно оглядывался через высокое плечо.
